Он не здоровяк, поэтому не думаю, что будет угрожать мне или что-то такое, если я, вдруг, откажусь забыть.

Сэм не планировал сегодня никого валить, как и я, но это случилось, и мы оба в этом замешаны.

Да и, вообще, СТОП. С хрена ли мы хороним деда? Всё будет хорошо. Мы успокаиваем друг друга и делаем это тихими голосами.

Дед не умер. Оклемается и, скорее всего, никому даже рассказывать о таком не будет. Или расскажет, но мы так и останемся безликими торчками.

Дед жив.

Да, я чувствую это.

Пусть мы никогда и не узнаем этого, пусть никогда больше не приблизимся к этому сраному заводу на километр, но оба мы чувствуем теперь, что дед жив и сейчас, наверное, уже пьёт чифирь у себя в коморке, сокрушаясь о потерянных сорока тысячах.

Ну да. Конечно, бро. Давай забудем.

— Эй, — я кивнул на трубу у его ног. — А с этим что?

Сэм подобрал трубу и утопил её в сугробе.

— А теперь мы вынюхаем это дерьмо, понял? Мы это дерьмо вынюхаем полностью.

Глава 18

Мы торчьё. Тупое торчьё. Тупое нищее торчьё, которое убило СТОП. СТОП, НЕ ДУМАЙ.

Мы торчьё. Тупое торчьё, которое сидит в тесной дырке муравейника и нюхает амфетамин.

Не знаю, как он должен действовать, но сейчас мне преимущественно хорошо.

Когда мы пришли, парочки уже не было, а Аким собирался ложиться спать. Теперь мы сидели обнюханные за нашим любимым, таким классным обеденным столом и качали головой взад-вперёд.

Торчьё.

Первую дорожку я не понял. Я был пьян. Накурен. И не понял, что происходит. Вторая дорожка помогла биту из колонки проникнуть в мой мозг.