В дверь постучались.

— Кто там? – из последних сил сдерживаясь, спросила Ева.

— Это я. Луи де Бриемм, — мужчина за дверью вежливо представился. – Мадемуазель Полански, не желаете прогуляться на палубе. Вечер просто превосходный!

Это уже было слишком.

— Твою мать! – высказалась в дверь Ева.

Американские ругательства ей нравились. А то все «пся крев, пся крев».

— Какая в жопу палуба?! Какой в жопу вечер?! Я сейчас себе весь желудок выблюю!

Ева давно так легко и свободно не ругалась. Если бы не тошнота и головокружение, то, наверное, она от этого даже получила бы удовольствие.

— Если хотите мне помочь, сходите за судовым доктором. Пусть выпишет мне какую-нибудь микстуру, иначе я помру.

За дверью послышались торопливые, удаляющиеся шаги.

«Четров Джозеф,» — помянула нехорошим словом главного редактора «Нью-Йорк пост» Ева. – «То в психушку отправит меня собирать материал для статьи, то в это гребанное кругосветное путешествие. Долбанный урод, вернусь, я разберусь с тобой».

Ева горестно вздохнула. До конца путешествия оставалось еще много дней, а поквитаться с этим хитрожопым евреем хотелось уже сейчас.

Сцена 46

По утрам, я начал на палубе делать зарядку. Делал я ее в форме первого ката, которое когда-то давно выучил, занимаясь карате. В те времена как-то не делили карате по школам и названиям. «Ты чем занимаешься? Карате». Это уже потом появились названия сетокан, кекусинкай и другие. А тогда для нас, советских граждан все стили карате были на одно лицо. Так и с ката, комплексом движений руками и ногами. Называли просто, это – первое ката, это – второе ката. Так они и сохранились у меня в голове. Если делать ката спокойно, плавно, без фиксации ударов, то оно очень хорошо подходит для моей цели: проснуться, нагрузить ноги, потренировать координацию, подышать.