Каждый шаг беспощадно терзал стручок отшельника, и только предвкушение жестокой расправы, придавало ему силы, побуждая довести начатое до конца. Хикл скрутил, лежавшее неподалёку покрывало и, используя его как прихватку, приподнял котелок.

– Сейчас ты почувствуешь жар моей любви, сука, – просипел он.

 Щурясь от клубящегося пара, отшельник повернулся к женщине и тут же встал столбом, так как место, на котором она только, что лежала оказалось пустым.

ШМЯК!

Невидимку качнуло. Цепляясь за ускользающее сознание, Хикл поставил котёл на землю и дрожащими пальцами прикоснулся к затылку. Липкая и теплая? На пальцах невидимой руки отчётливо проступал багровый отпечаток.

– Кровь, – произнёс Хикл и провалился в пучину беспамятства.

Она целилась практически наугад. Сверяясь по капкану-кольцу и скользящему по воздуху котлу. И вот, камень, выпущенный из рогатки угодил точно в цель. Но ликовать от радости воительница не спешила. От удара невидимка нырнул головой в котёл, а когда она вытащила его, тот был уже мёртв. Лицо отшельника, ставшее зримым под воздействием ожогов, сильно распухло и представляло собой бесформенную маску.

– Вот дерьмо! – воскликнула женщина.  

За живого кузнец заплатил бы вдвое больше. Хотя воительница расстроилась вовсе не из-за уменьшившегося размера вознаграждения. Её садистские наклонности жаждали зрелищ. И присутствие на пытке деревенского насильника-невидимки, было бы куда лучшей наградой, чем мешок золота. Созерцание истошных страданий повергали извращённое нутро воительницы в неописуемый экстаз, за которым неизменно следовали многочисленные оргазмы. А в том, что за смерть дочурки кузнец проявит чудеса садизма, сомневаться не приходилось. Но к сожалению воительницы, и к счастью отшельника этого не случилось.