—что? —я опешил, чуть не взбесился.

—Ты все правильно услышал. Ты ведь думал, что такое свобода?

—Как догадался?

—Неважно, мы говорим не об этом.

Меня поразила его дерзость. Признаться, я давно не испытывал такого чувства собственной ничтожности, больно бьющего по самолюбию. Меня уделал ребёнок. Какой стыд. Повисла звенящая тишина, которая, как мне казалось, давила только на меня. Я вновь опустил голову, ссутулив плечи.

—Может, у тебя есть ответ?

—Увы, не, я только догадываюсь и думаю о ней с друзьями.

—Так почему же ты здесь, в обществе одиноких взрослых? Почему не пойдёшь к ним?

—мои друзья здесь, от ветра и неба до цветов и травы. Все люди и звери, на всех континентах, я верю всем искренним и во всех искренних. Я люблю всё и всех. В том числе и себя самого.

—А я разве нет?

—нет, ты загнал себя в душную квартиру, сидел, перебирал бумажки, одновременно бранясь на весь мир. Выбрался, и даже не оглянулся, ссутулил плечи, измученно поплелся сюда, не видя людей вокруг. Не видя ни удивительных редких лиц, ни дружбы, ни любви, ничего. Если бы ты любил всех и всё вокруг, не шёл бы таким убитым. Мимо тебя за все время прогулки прошла молодая влюбленная пара, в которой люди только что признались друг другу, прибывая сейчас в эйфории, старик сидел на лавке, читая газету, увлечённо перебирая страницы, прежде смочив пальцы слюной, а уличный музыкант играл на скрипке, прерываясь, чтобы погладить котёнка.