В третьем доме, может быть, уже стоит на столе гроб или гробик, а соседи, всё так же внутренне радуясь свежей новости, но внешне для приличия изображая скорбь, произносят, встречаясь друг с другом:

— А Сашка-то, слыш, помер! Ага, от него – заразы, от вируса-то коровьего!..

…а затем продолжают стандартный разговор о треклятом третьем лице, о котором говорят преимущественно в третьих лицах, и которое всё так же, совсем не изумившись смерти невинного Сашки (которая и произошла-то, по его же, третьего лица, недосмотру!), заставляет бедных граждан носить маски.

Кто этот условно-безымянный Сашка? Может это тот самый мужичок, который был сильно уверен в своём иммунитете и которому эта уверенность дала повод не искать в дальнем кармане помятую маску, входя в автобус? Может быть, это та самая продавщица, мать и бабушка, которой жадность не позволила из сотен рублей, на которые она обсчитывала своих покупателей, выделить всего несколько на перчатки и маску? Может быть этот Сашка — я, сдвинувший маску ниже носа, потому что потеют очки? А кто же тогда – третье лицо? Сложно сказать, но, судя по разговорам, это непременно тот, кто запрещает условному Сашке надеть маску при входе в автобус, купить и надевать перчатки при занятии торговлей, это тот из-за которого потеют мои очки при правильном ношении маски. Да, положительно это он.

После тяжкой поездки по делам в город я наконец засыпаю в кровати. Завтра мне идти в школу, где я также встречу форму без содержания: плакаты, которые никто не читает, пузырьки с антисептиком, которыми никто не пользуется, маски, которые все носят на подбородке. Завтра по дороге в школу, может в самой школе – я непременно встречу всё того же Сашку. Интересно, чем он будет заниматься: входить без маски в автобус или ругать третье лицо за то, что оно допустило такое сильное распространение вируса по стране? А может, и то и другое одновременно?