Неизвестные стремительно рассеялись по полю битвы с целью, как я понял позже, прихватить с собой по больше воинов, и наших и противника. Одним касанием руки, эти неизвестные, как будто бы замораживали попадавшихся им солдат. Они просто застывали на одном месте и в одной позе. Тех же, которые пытались дать им бой, постигала смерть. Один младший офицер кинулся с воплем на одного из неизвестных и ударил его сзади в районе поясницы. Неизвестный слегка пошатнулся, развернулся, и рубанул офицера точно от ключицы до живота. Тут же на Неизвестного набросилось еще двое арктурианцев, но и их постигла та же участь. Поняв, что пехота не может справиться с Неизвестными, я отдал приказ танковой дивизии вести по ним огонь. Наш танк приблизился к их командиру и полил его пламенем из пушки, однако у командира в руке из ниоткуда появился щит, который превратился в кокон, защитивший его от пламени. Пушка дала осечку, и командир Неизвестных, воспользовавшись моментом, быстро взобрался на башню танка, перерезал глотку выглянувшему стрелку, затем каким-то образом быстро материализировал в своих руках, нечто похожее на гранату с горючей смесью, и забросил ее в танк. Башня взлетела ввысь, а танка как не бывало.  

Все описанное мной происходило очень быстро. Неизвестные уложили захваченных солдат, в появившиеся из врат сосуды, и стремительно ушли, оставив за собой множество раненых и убитых. Врата закрылись и исчезли, будто бы их и не было. Арктурианцы, которые и так были в меньшинстве, сдались на милость нашей армии, однако мы также понесли крупные потери. Высота была взята, но за это пришлось заплатить слишком высокую цену. Третья и пятая армии понесли еще больше потерь – около трети войскового контингента, а вскоре я получил информацию о том, что вторая и четвертая армии, оставшиеся в резерве, были перебиты практически полностью. Оставшиеся в живых спасались как могли. Наше наступление захлебнулось, и мы знаем, что контратака Арктурии не заставит долго себя ждать.