Письмо выпало из его рук, взгляд застыл. Он смотрел на дорогу, но видел маленького темноволосого мальчика, летевшего к нему с криком:» Папа!..» Он подхватывал его на руки и подбрасывал высоко-высоко, а мальчик заливисто смеялся, радуясь и ничегошеньки не боясь в сильных, уверенных руках отца… Не его сын… Чужой мальчик… Всю свою жизнь он растил ребенка какой-то незнакомой женщины… Владик… Его Владик… И ведь как, действительно, похож на Маришку!..
И точно, обухом по голове — его больше нет. Ни его, ни Маришки… Выходит, все зря? Зря вся его жизнь, зря его любовь, всецело принадлежавшая сыну, зря… зря и этот чудовищный грех, что он взял на душу. Они, эти двое, как бы ни возмущалось все его нутро при мысли об этом, имели полное право быть вместе. Имели… Да только и смогли, что вместе уйти. Уйти, что бы теперь ему до конца дней мучиться, не имея сил забыть и простить себя… Господи, как же демоны наверное, хохотали, осуществляя его руками все это! Господи…
Что-то с неимоверной силой сдавило его грудь. Так сдавило, что он задохнулся, зажмурился от боли, но вдохнуть воздуха, распрямиться никак не получалось. Ехать… Черт побери, надо ехать! Иначе он сдохнет прямо здесь, посреди заснеженного шоссе!.. В глазах темнело, силы покинули Фокса, но железная воля не оставила этого человека, он уверенно надавил на педаль газа, и машина выехала с обочины, что бы продолжить этот проклятый путь. Да, видно, демонам, о которых он подумал, было все мало — он увидел ее. Не Владика, а Маришку. Совсем молоденькую, с блестевшими глазами, державшую его за руку и улыбавшуюся ему, такому большому, такому известному и замечательному… И ему, как много лет назад тогда, на Арбате, страстно, до боли в пылавшем сердце, хотелось лишь одного – прижать ее к своей груди и целовать. Целовать до изнеможения!.. Как она плакала, чувствуя, что теряет его, оледеневшего, принявшего решение!.. Но воля Александра Фокса победила, огромной кровью из разбитого сердца она заставила его уйти прочь, заставить погаснуть единственный луч света в его жизни. Ибо таким ярким, таким горячим не смог стать даже Владик. Если бы он только не ушел тогда! Если бы вернулся, обнял ее и простил! Просто простил…Это же, действительно, так просто! Ведь видел же он, взрослый, опытный мужик, что изменилась она, что готова жить для него и ребенка! Видел… Но сильная воля – страшное, самодостаточное оружие, обернувшееся против него самого. И он поддался. Он ушел, чувствуя, как пульсируя в такт его шагам, еле живое, сердце его истекает кровью…
