Та аж вздрогнула от такого неожиданного перехода к действительности.
-А? Да нет, нет. Еще с полчаса есть. Ты же знаешь – они пока раскачаются… Так дальше-то что? Вы расстались?
-Если бы просто расстались!.. Ларсик, я до сих пор забыть этого не могу. Даже здесь, в совсем другой жизни. Это колом торчит в моем сердце, к земле прибивает, всю кровь из меня выдавило! Господи!..
Маришка помолчала, глядя на очередную сигарету.
-Как и следовало тому случиться, в конце концов, я оказалась беременна.
-Боже мой! – выдохнула Ларсик. – А где же…
-Погоди. Погоди немного, я расскажу.
-Да, да, извини!
-Понимаешь, я сомневалась. Ну что я такое была? Девчонка! И зачем мне нужен был еще и ребенок? Я не готова была совершенно, я не знала, как к этому подступиться, как представить себя мамой и взвалить на себя все сопутствующие обязанности… Он же…Он же был на седьмом небе от счастья, он носил меня на руках, а когда я начинала разговор о том, что может, стоит повременить, страшно злился и ругался, крича, что я его не люблю, что мне бы только по кабакам шататься, да мужиков цеплять. Он очень хотел этого ребенка, Ларсик. Так хотел, что однажды ночью заплакал. Он так плакал, что у меня сердце едва не разорвалось. Я обняла его, я целовала его со всей нежностью, на которую была способна, понимая, что действительно, люблю его. Люблю так, что сердце выскочит, если потеряю его. Умру и все тут! И я сказала ему тогда, что теперь тоже хочу этого ребенка. Его ребенка. Что все сделаю, что бы оба они счастливы были. Все! Теперь плакала уже я. И плакала потому, что не верил он мне. Никак! Твердил, что слезы эти мои – крокодиловы, что просто я одна остаться боюсь. Так, дескать, и нечего мне беспокоиться – не нужен ребенок, он не нужен мне вместе с его ребенком, так и не обременят они меня. Мне нужно было только родить его и все. А остальное он берет на себя. Вот так! И тогда я испугалась, понимая, что довела его все-таки. Довела именно тогда, когда он стал мне нужен до смерти, когда любовь к нему настигла меня и ударила так, что не продохнуть. Это было невыносимо! Всю ночь он то обнимал меня, то отталкивал, плача и ругаясь одновременно… Это была война. Война, Ларсик, с самого начала. Иногда любовь предстает именно такой, и с ней не знаешь, что и делать, откровенно сомневаясь, а Небом ли она послана. И порознь невыносимо, и вместе невозможно. Война! И оба были непобедимы. Он в своих силе, гордости и ревности и я в своих упрямстве, жажде свободы, желании нравится всем подряд. Ну, и ревности, конечно, тоже. Мы палили друг в друга из всех стволов, истекая кровью, жалея и себя и противника, любили до изнеможения и… снова воевали. Только в кино, Ларсик, да в удачных клипах такая война кончается объятиями, поцелуями и полным «хэппи эндом». У нас так случалось, но то был не конец войны, а финал очередного сражения. Теперь же, когда речь пошла о ребенке, все стало слишком серьезно. Кроме того, похоже, Саша и впрямь больше не мог ни терпеть меня, ни верить мне… Мало того, у него, кажется, завелась подружка. Теперь я просто уверена, что ни о какой любви там речи не было. Саша попросту нашел женщину, которая тихо и преданно любила его, старалась во всем для его блага, служила «Бухтой радости» после «Шторма терзаний» в «Море отчаяния». Он даже и не слишком скрывал ее существование. И звали ее Полиной. Вполне открыто он разговаривал с ней по телефону, хотя, никаких намеков на любовь в этих разговорах я не слышала. Мне не к чему было придраться. Она, эта Полина, работала у Саши то ли концертмейстером, то ли администратором. Куда от нее денешься?! И все же, не смотря на то, что никаких доказательств его измены я не имела, я нутром чуяла – он уходит от меня все дальше, становясь равнодушным, холодным, даже жестоким, с вниманием относясь лишь к моим походам к гинекологу. Я же сидела дома – пузо лезло уже на нос. Куда уж тут гулять?!
