Быстро поднявшись из-за стола, уставленного вазами с фруктами, Баджари сделал несколько шагов вперед, предложил гостье руку, провел ее к этому столу, посадил за него, после чего сам сел напротив.
  — Для меня большая честь, что переговоры со мной поручены столь юной и прекрасной женщине, — певуче проговорил он, чуть поклонившись.
  — Приятно слышать это от столь достойного во всех отношениях мужчины, — не осталась в долгу Заладьева.
  — В ваших странах с христианской культурой беседу часто начинают с пьянящих напитков, — улыбаясь, продолжил генерал. – У нас, мусульман, все несколько иначе. Вы ведь наверняка помните содержание «Графа Монте-Кристо», мисс Иллиясович?
  — Лучше просто Ева, при этом — не упоминая вслух названия моей страны, если это вас не затруднит, господин генерал.
  — Разумеется, — согласился Баджари, — Хоть эта страна и не Югославия, мы будем деликатно обходить стороной ее настоящее название.
  Заладьева не сомневалась, что ее уже не раз сфотографировали скрытыми камерами, а запись разговора в этом кабинете, конечно же, ведется. Впрочем, диктофон был включен и у нее.
  — Содержание «Графа Монте-Кристо я помню с точностью до абзаца, — ответила она на вопрос собеседника.
  — Граф, как вы помните, строго придерживался восточных обычаев, поэтому, когда он находился в доме Морсера, отказался принять и съесть виноград из рук его прекрасной супруги Мерседес. Потому что на Востоке недопустимо принимать пищу в доме врага и из рук врага. Я же предлагаю в знак отсутствия вражды нам обоим вручить друг другу по горсти винограда и его вкусить.
  — Господин генерал, я очарована Востоком и вами, — улыбнулась Заладьева и, взяв с блюда горсть винограда, протянула ее Баджари, второй рукой приняв протянутую им другую гроздь. – Кто знает, может быть, если удастся дожить до старости, мне придет в голову каприз провести остаток жизни в этих благословенных краях.
  Каждый их них съел по несколько ягод из поданной собеседником грозди.
  Переходить сразу к делу в таких странах, как Иран, было не принято, поэтому беседа пока текла подобно ручью – с восточным изяществом и взаимным обменом любезностями.
  — Прошу прощения, мисс Ева, за странный вопрос, — проговорил Баджари. – Но не могли ли мы когда-либо встречаться раньше? Хотя глаза говорят мне о том, что видят вас впервые, какая-то дальняя часть моего разума упорно пытается мне внушить, что что-то в вас мне знакомо. Но это «что-то» столь неуловимо, что не подлежит описанию.
  — Может, этого не позволяет английский язык, на котором мы беседуем? – предположила Заладьева. – Я свободно говорю на фарси, поэтому мы можем перейти на него, если это будет для вас более комфортно.
  — Пусть остается английский, — решил генерал. – Вероятно, вы раньше не посещали Иран? Я не имею в виду ваш первый приезд год назад, когда нам, к сожалению, не удалось встретиться.
  — Вы правы, в Иране я до этого не была, и здесь вы видеть меня не могли. Впрочем, возможно, вы сами когда-то посещали мою страну?
  — Которая «не Югославия»? – улыбнулся Баджари. – Нет, увы, не довелось. Думаю, мы уже можем переходить к предмету наших переговоров. Насколько я понял, вы готовы содействовать моему приходу к власти, обеспечив поддержку со стороны ваших здешних союзников, и поддерживать дальше при выполнении мной ряда условий. Каковы эти условия?
  — Прежде всего, никто не будет навязывать вам выбор общественного строя и пути развития, — начала Валентина. – Это дело иранского народа. Но для нас принципиальными вопросами являются выход Ирана из враждебного нам блока СЕНТО, демонтаж баз в Тебризе и Мешхеде и прекращение военного сотрудничества с США, Великобританией и их союзниками. Возникновение военного сотрудничества Ирана с Китаем тоже не в интересах наших будущих отношений.
  — Я вас услышал, — кивнул генерал. – Тогда следующий вопрос. В чем будет заключаться ваша поддержка нового Ирана?
  — В области финансов это будут льготные займы. В двусторонней торговле ценообразование будет согласовываться на условиях, более выгодных для Ирана. Также мы можем предложить вам помощь в строительстве новых экономических объектов.
  — А вот американцы обещают нам новейшие технологии, — усмехнулся Баджари.
  — Что-то мне подсказывает, что «новые» на поверку окажутся позавчерашними, — парировала Заладьева. – А вооружения мы сможем поставить такие, с которыми новый Иран будет способен противостоять не только каждому из пяти потенциальных противников в регионе, но и всем одновременно. Я имею в виду Турцию, Израиль, Пакистан, Ирак и Саудовскую Аравию.
  Сделав паузу, она продолжила:
  — Отдельно можно обсудить вопрос нашего сотрудничества в области тепло- и гидроэнергетики.
  — А ядерная энергетика? – спросил генерал.
  — Для переговоров на эту тему у меня нет полномочий. Могу высказать лишь свое субъективное мнение: любая страна будет в состоянии развивать у себя ядерную энергетику лишь тогда, когда ее экономика примет национальный характер. Можно ли сказать это о современном Иране? Ведь даже цементный завод в паре километров отсюда принадлежит голландской компании «Ройял левел».
  Наступило короткое молчание, и в течение этой паузы каждый из переговорщиков мысленно резюмировал свои впечатления от беседы.
  Баджари шел на эти переговоры с конкретным заданием от Бжезинского: ввести в заблуждение какого абстрактного русского агента. Иными словами – «ничего личного». Но почему-то сейчас к этой молодой, красивой и образованной женщине, в совершенстве владеющей искусством высокой дипломатии, он испытывал непонятно откуда взявшуюся острую неприязнь. Объяснить это самому себе с позиции здравой логики у него не получалось. 
  А Заладьева по той же самой причине «внутреннего голоса» четко осознала: Баджари – враг. И никаких логических подтверждений этого ей даже не требовалось.
  Валентина с раздражением вспомнила разработчиков операции из Управления КГБ. Ну почему они наивно полагают, что перейти на сторону СССР может человек с банковскими счетами и недвижимостью в Великобритании и детьми, обучающимися в Австралии?! Да он всеми корнями, артериями и капиллярами врос в Запад, которому ничего не стоит все это перерезать и пережать.
  Раз так, у нее теперь лишь одна задача: сделать вид, что поверила в искренность Баджари, и поскорее уносить отсюда ноги вместе с Хосровом, Сейфи и Зарташтом.
  Вдруг раздался стук в дверь, и она распахнулась. На пороге с растерянным видом стоял адъютант.
  — Кто тебе позволил ворваться сюда? – грозно сдвинул брови генерал.
  — Господин генерал, — заговорил офицер. – Эти федаи… Они агитируют солдат вашей охраны. Суют им свои газеты. Я не имеют от вас предписаний, можно ли этому препятствовать. Вот, смотрите!
  Одну из газет он положил на стол перед Баджари.
  «Вот балбесы-то», — с раздражением подумала Заладьева. Вслух же она сказала:
  — Господин генерал, приношу вам свои извинения за глупые выходки моих сопровождающих. Позже я с ними разберусь, а пока просто попрошу, чтобы ваши солдаты просто не обращали на них внимания.
  — Ты слышал, что сказала наша гостья? – обратился генерал к адьютанту. – Выполняй!
  Тот выскочил, захлопнув дверь.
  Взгляд Баджари упал на передовицу газеты, где бросалась в глаза огромная карикатура. На ней американская статуя Свободы, сброшенная с постамента, падала в воду Гудзонова залива. А на опустевшем постаменте бодро резвилась маленькая змейка, ставшая причиной крушения исполинской конструкции.
  — Что это?! – произнес генерал изменившимся голосом.
  — Всего лишь политическая карикатура. А что в ней вас удивило?
  Эту карикатуру она сама нарисовала в самолете по пути в Тегеран, а уже на месте отдала Сафару.
  — Очень похожий рисунок я однажды уже видел, — медленно заговорил Баджари, пристально глядя ей в глаза. – И как вы думаете, кто мне его показал?
  — Кто? – машинально спросила ничего не понимавшая Заладьева.
  — Красс.