Ну и где ты теперь, а? Давай посмотрим: время близится к восьми, небо уже полностью потемнело, температура опустилась ниже 25 градусов, в твоём желудке медленно растворяется снотворное, кашель сдавливает горло, а из носа течёт, потому что ты ещё и простыл. Но что ещё хуже — ты здесь совершенно один, тебе никто не поможет, никто не знает о том, что ты с собой сделал. Теперь только одна дорога. 

Какое-то время ты думаешь — может, написать? Сказать: слушайте все, я попытался вызвать у себя передозировку, не пытайтесь меня спасти, ведь я нахожусь далеко от дома и не собираюсь возвращаться, а искать меня бесполезно. Ну знаете, вызвать жалость, выдернуть из чужого рта слова сочувствия, потому что ты у нас такой маленький и несчастный. Возможно, я бы так и сделал — позволил той части мозга, отвечающей за инстинкт самосохранения, предупредить своих знакомых, потому что в глубине души ты не хочешь умирать и надеешься на спасение или чудо. Никто не хочет умирать по-настоящему. Ты всегда цепляешься за людей, ищешь выход до последнего. Но вот же беда — батарея телефона на морозе разрядилась полностью за те десять минут, что ты разговаривал с той девушкой в последний раз, прежде чем проглотить таблетки. Это плохо, спрашиваешь ты себя? 

О, это просто пиздец, друг мой, — ты, видимо, не понял до конца, как же тебе повезло. Ты остался на морозе, никто не знает, где тебя искать, снотворное уже всасывается в кровь, твой организм ослаблен простудой, при тебе нет документов, и, тут внимание, никакой связи с миром. Даже если теперь ты внезапно захочешь повернуть назад — будет поздно, детка. Некого звать. Дом далеко. Тебя никто не услышит. Если б они смогли простить тебя, то, возможно, попытались спасти твоё жалкое тело, но теперь ты абсолютно один в этом городе. Готовься ко сну в полном одиночестве. Одно хорошо — ты никому ничего не сказал, так что искать тебя начнут (если вообще начнут) только утром, а до тех пор никакой паники.

Почему-то мне казалось, что снотворное начнёт действовать сразу. Что я упаду лицом в снег в течение первых тридцати минут. У меня не было плана, что делать, если доза будет недостаточной — я просто верил в магию чудодейственного избавления. Мол, проглотил таблетки и жди. Но время шло, а смерть не наступала. В первый час ты идёшь знакомыми путями и постоянно прислушиваешься к стуку сердца, обращаешь внимание на любые странные ощущения и физиологические отклонения, думая про себя — может, вот сейчас? Сейчас всё закончится? Ты даже не представляешь, что именно должно произойти, но всё равно ждёшь и видишь смерть в каждом спазме. И знаете, тебе совершенно не страшно, ведь ты всё равно не в силах что-либо поменять.

Я шёл в противоположную сторону от дома, рассчитывая на то, что, если внезапно мне станет невыносимо плохо, я не смог быстро добежать и спасти себя. Нет, я уходил как можно дальше, чтобы смерть застала меня в пустых дворах, пустырях или скверах, откуда я не успею выбраться. По мере движения температура воздуха опускалась всё ниже, людей и машин вокруг становилось меньше, а головная боль усиливалась. В какой-то момент мне начало казаться, что мой череп сдавливает огромный гидравлический пресс, а из носа идёт кровь. Проверить ли?