Встретились они, как уже я сказал, на бульваре и поздоровались, завязав утренний пробуждающий диалог.
— mademoiselle, доброе утро! Как рад я вашей встречи, вы даже не представляете, вот вроде бы каждое утро мы с вами по случайности видимся, а все также необычайно рад вашему взгляду .
После наш герой закурил сигарету, продолжая держать путь вдоль бульвара.
— Monsieur, уж не будьте столь пошлы в таком людном месте, а то вдруг что не то подумают — с маленькой ухмылкой произносила Элизабет со своим британским акцентом.
— какая же пошлость? Это неистовая радость и приветливость! Почему же я, подойдя к человеку, даже если и самому незнакомому, не могу сказать о том, какой он красивый, в этом же нет ничего плохого
— вы правы, но что подумают люди? — с неким ужасом произносила она
— да пусть думают, что хотят! Они не указ тому, кто истинно счастлив, ведь я всегда знаю правду кто я. И даже если самый страшный слух пойдет обо мне, то я просто посмеюсь и пойду дальше, ведь главное то, что Я знаю о себе
— это же невиданное постыдство, когда вас считают за… Да за кого угодно не хорошего
— не знаю. Не хочу стыдиться мнения людей о других. Милая Элизабет, мы снова уже подошли к почте. Я очень был рад вас увидеть, но увы, придётся нам с вами расстаться на этом месте. Хорошего вам дня, mademoiselle!
— до свидания, Monsieur — , сделав реверанс, произнесла Элизабет.
Гражданин поднялся по лестнице на второй этаж и сел за свое место, где принялся за любимое дело-упаковывать письма. Всем сердцем его завораживал процесс их комплектации по новой, соблюдая все тонкости бывшего письма, упаковывая его в конверт, а после ,плавя сургуч, устанавливал печать. Но даже не сам процесс его интересовал, а содержимое, ведь всегда интересна история людей, которую он прочитывал за дни работы. Он чувствовал любовь людей, слышал их слезы радости и грусти расставания. Знал целые жизни определённых лиц и их распорядки дня, но самое тяжёлое для него было — письма о смерти родственников, ведь так тяжко читать письма людей, которые пишут самым простым языком, ибо иначе не могут — всех чувств передать нельзя при этой трагедии.
