Ресторан. Густой дым сигарет распластается над нашим большим столом, пропитывая всю одежду своим горьким запахом. Стоит гул, играет громкая музыка, на сцене, справа от меня, каждый погружается в бодрый и полный свободы танец, толпа зрителей хлопает в такт мелодии и иногда подпевает, подбадривая танцоров-дилетантов, – всё это заставляет нас наклониться над столом, чтобы хоть как-то расслышать друг друга.
– Слушайте, – начинает сидящий у окна Дмитрий, – вы видели, что происходило сегодня на площади?
– Да, – ответил Даниил, а остальные кивают головами, – от знакомых слышал. Жалко парня.
Они говорят о сегодняшнем случае в парке. Я сам присутствовал там в тот момент, пока шёл к себе домой с работы, и видел своими собственными глазами окровавленное тело молодого парня. И встречать его мне случалось не раз. Он часто сидел на грязной, оплеванной скамье со старой немецкой гитарой, гриф которой уже отчасти покрылся плесенью, над нижним порожком скопилась пыль, а на деке были написаны самые разные лозунги, наподобие: “Убей в себе государство!”, или “Пой, революция!”, или “Покончить собой, уничтожить весь мир!”, – и наклеены логотипы таких групп, как: “ГрOб”, “Сектор газа”, “Joy Division”, “Sex Pistols” и других известных панк-рок коллективов, – и пел самые разные провокационные песни. Помню, иду как-то раз по парку и слышу тягучий и протяжный, словно крик души, голос, которому аккомпанировала трескучая мелодия немного расстроенной гитары:
Пластмассовый мир победил –
Макет оказался сильней.
Последний кораблик остыл,
Последний фонарик устал,
А в горле сопят комья воспоминаний.
О-о, моя оборона!
Траурный мячик стеклянного глаза –
О-о, моя оборона!
Солнечный зайчик дешёвого мира,
Солнечный зайчик незрячего мира…
Дальше Я уже не мог расслышать песню, так как зашёл за ворота, где музыку перебил оголтелый и оглушающий поток автомобилей. Не сказал бы, что она мне сильно понравилась. Но с какими эмоциями он её пел и играл, перебирая всего четыре-пять аккордов на грифе своей гитары. Его крик въелся мне в самую душу! Я шёл по дороге и напевал мелодию, вспоминая лишь пару строчек, и то коряво. Но одно Я запомнил прекрасно, то, что запечатлелось в моём мозгу, словно клеймо: “Моя оборона!”. Какое воодушевляющее и мотивирующее чувство рождается у меня при упоминании этих слов. Что-то восстаёт в глубине моего разума – оно зовёт, кричит, вызывает яркий и грозный пожар, пламя которого охватывает каждый нейрон моего мозга, выжигая все твёрдые ограничения и барьеры, обличавшие любую мою мысль и идею. Это невозможно описать! Тебе открывается множество возможностей, с которыми ты боялся соприкоснуться, возможностей, отнятых у всех нас безнаказанно. Нам казалось, что у нас есть якобы какие-то права, которые кем-то там защищены и которые являются никем непосягаемыми. Но сейчас я понял: это гнусная ложь! Всё, что Я чувствую сейчас, и есть настоящая свобода!
Сегодня Я шёл с работы домой и думал послушать этого парня в очередной раз, пока буду проходить вдоль парка. И вот, надеясь увидеть его на той же самой скамье, на которой каждый день появлялись новые свежие плевки и пятна птичьего помёта, я неожиданно для себя наткнулся на какое-то сборище людей. Толпа образовала кольцо рядом с памятником нашего всеми почитаемого Владимира Ильича Ленина, уже какой год покрытым ржавчиной и пережитками прошлых лет. Меж прорезей этого круга людей Я увидел, что в центре сего события был именно тот молодой парень. Он лежал в луже собственной крови под ударами трех милиционеров, которые и не думали прекращать поливать его всё новыми и новыми потоками боли и унижений. Тот лишь схватился руками за голову, которая и так вся была уже в синяках, похожих на раздавленные черники, вертелся из стороны в сторону и терпел акт так называемого “правосудия”. С каждым следующим ударом он издавал ещё более истошные крики, что по мне пробегались новые волны мурашек, холод всё сильнее пронзал моё тело с ног до головы, а кровь крепче застывала в жилах. Но, к счастью, это быстро закончилось. Парня повязали и повели в машину. Нам же всем приказали разойтись. Идя домой, Я прокручивал эту ситуацию снова и снова. Каждый его крик звучал у меня в ушах, точно настоящий. И это уже был не крик свободы и воли, а самого настоящего страдания и угнетения.
Сейчас я тоже думаю об этом, и во мне возгорается ненависть.
– Пора устроить революцию! – внезапно кричу Я во весь голос.
Друзья ошарашенно смотрят на меня. Лишь Дмитрий сохраняет лицо и спрашивает напрямую:
– Революцию? Что же, тогда ответь на вопрос: а ты правда готов к этому? Готов к тому, чтобы пролилась кровь нас, простых людей?
