Проклятая биография Глава 7

Тиканье настенных часов гулким эхом отражается среди белых стен, я сижу и думаю, думаю просто так, но в голове лишь фантомные отголоски мыслей. Мой взгляд был прикован на пар исходящий от чашки кофе, на фоне которого идет снег за окном. Сегодня первое ноября и с его приходом сразу начался снег. Снег шел бессчетным образом, он падал на сырую и замерзшую землю большими частыми хлопьями, закрывая почву белым покрывалом. Время девять часов утра, и я встречаю очередное бессмысленное утро. Я вспомнил слова Розы: «– Ты яркий пример бессмысленного существования».
Вопрос в том, что будет, когда я узнаю свое прошлое, обретет ли она оттого смысл?
Снег все падает и падает, он стукается об окно словно сотни белых мотыльков, летящих на свет.
Я проснулся рано утром, в кромешной темноте, мрак был и в комнате, и на улице, судя по тому, что я не различил границы комнаты и улицы за окном. Я проснулся от кошмара, в нем я убивал людей, мертвые окровавленные тела были разбросаны на земле. Их было больше сотни, тела людей утопали в собственных лужах крови. Раскрытые и застывшие глаза смотрели на меня – они все смотрели прямо на меня. Я держал в руках автомат, мне казалось, что он обжигает мою руку. В ужасе швыряю его на землю и пытаюсь убежать, но чем сильнее я прикладывал усилий, тем больше я не мог сдвинуться с земли, будто под ногами не земля, а беговая дорожка. Я начинаю захлебываться, я уже бреду по пояс в крови; кровь затапливает меня, он уже на уровне моей груди. Вот она на уровне шеи, медленно захлебываюсь в океане крови. Пропало все, ни трупов людей, ни мрачных руин, лишь бескрайний океан крови, а на небе точно такое же кровавое солнце, все небо было красным. Чьи-то крепкие руки ухватились за мои ноги, там, под алым океаном. Их было много, множество рук утянули меня вниз. Я смог разглядеть, что это были те самые мертвые люди. Они все в немом молчаний утаскивали меня вниз. Никаких эмоций, лишь застывшие глаза и каменные лица.
Тлеющая сигарета. Легкие наполняются дымом, от которого, казалось бы, нужно успокоиться, но ничего подобного. Встряхиваешь пепел и затягиваешься снова. Правда иногда так и кажется; ярко разгорается сигарета, она тлеет и уносит вместе с пеплом все переживания, боль, обиду и тоску. Вместе с сигаретой тлеет и моя жизнь.
Меня передернуло от холода. Я на одном дыхании выпил чашку кофе и включил печку. Где-то через час приехал Захар. Он зашел домой и сел за стол.
– Кофе, чай? – предложил я ему.
– Давай лучше чай.
На его пальце блестел перстень с красным рубином.
– Как дела? – спросил он. – Закончил читать свою книжку?
– Да нет еще. Там немножко осталось.
Захар кивнул головой. Я заметил, что он был каким-то странным, даже можно сказать – грустным.
– Ты что прокис-то?
– Да уж получше тебя буду, – он улыбнулся, но как-то натянуто. Затем он быстро выпил налитый чай и резко сказал: – К шефу поедем?
Я согласился, но меня мучил вопрос – как он не обжегся?
Белоснежный пол, белоснежный потолок и точно такие же халаты. Белый цвет сегодня был везде, на улице нельзя посмотреть на окружение, не зажмурившись от отражения снега. Мы вошли в палату.
– У меня пятисантиметровая опухоль.
Наш шеф улыбался. Он хочет уйти в иной мир с улыбкой на лице, но его безнадежность невозможно скрыть за дешевой улыбкой, хоть она и была от всего сердца. Он обрадовался, как ребенок, когда мы зашли к нему.
– Как там дела на работе без меня?
Он открыл окно и закурил. На нем был больничный халат такого же белого цвета, как и везде.
– Я не верю, что меня все еще не заменили.
На шефа напал приступ кашля, надрывного и очень тяжелого кашля. Он кашлял так, будто выплюнет кровавый сгусток своих легких. Закончив кашлять, он выбросил бычок на улицу, закрыл окно и сел на кровать. Он прошелся рукой по своей лысой голове.
– После химиотерапии брови и волосы начинают отпадать клочьями, вот и стригут нас, больных, если вы не знали.
Мы узнали, что мы первые, кто за неделю пришли наведать его. Лишь тогда мы узнали, что у шефа нет абсолютно никого в этой жизни: ни жены, ни детей, да и друзей-то толком тоже.
– Посмотрел бы я на эту картину. Гробовщики опускают гроб в двухметровую яму, а рядом нет никого, кто бы оплакивал меня. Лишь одинокий священник будет читать молитву по мне.
Не останавливаясь нагнетал он. Он говорил спокойно, он хотел казаться безразличным. Но тетива лука не может быть постоянно натянута, когда Захар сгреб его в свои объятья со словами, что все будет хорошо и что он еще выздоровеет, он зарыдал. Рыдал как младенец, вцепившись со всей силой в спину Захара. Он изливал все, что собралось у него внутри за всю свою жизнь. Вся горечь утраты и несбывшихся мечтаний – он избавлялся от всего в эту минуту.
Когда мы уходили, он остановил меня и дал мне маленький мешочек, которого он взял из тумбы.
– Возьми, Аякс, ты же любил их.
Это был его табак. Тут я понял, что больше никогда не попробую его табака.
– Это все, что осталось, – говорил он. – Берегите друг друга. Я всегда мечтал иметь такую дружбу.
На следующий день он умер. На похоронах были больше сотни людей из нашей организации.
– Пусть меня убьет молния, если я не соберу всех! – объявил Захар в день его смерти.
И вот его уже нет, вместо него лишь бугорок земли и надгробный камень, на котором выведено его имя: «Кальво Карраско».
«– Твое имя означает присутствующий на похоронах» – говорила Роза когда-то. Вот теперь я соответствую своему имени.
– Как жалко, – Роза прильнула ко мне.
Мы стояли перед могилой Карраско. Захар был молчалив и спокоен. В какой-то момент снова повалил снег, но не так часто, как в тот раз, снег падал медленно и с урывками. Когда-нибудь пройдет и эта зима, снова запоют ласточки, деревья расцветут, но наш шеф больше никогда не вернется к нам. Жил – один, умру – один, – вот так говорил шеф при последней встрече.
С тех прошла еще одна неделя. И я потерял Захара, нет, он не умер, он просто стал замкнутым и отрешенным. Это не было на него похоже, я не верил, что он горюет по шефу, у меня было противное предчувствие чего-то другого. Нечто гложет Захара отравляя его ум.
Сегодня я пришел на работу и увидел не своего напарника – Захара, а кого-то другого, незнакомого. Я сразу же зашел в кабинет шефа, где сидел наш бывший мастер и спросил его о том, куда подевался Захар. Я узнал, что он уволился вчера и его сразу же подменили. Мое беспокойство возросло еще больше. И я решил поехать к нему после работы.

«Параграф 6: Ab origineЯ стоял перед домом и курил, вспоминая обо всем, что было в моей жизни. Я вспомнил один момент из своего раннего детства. Тогда мы жили в городе, вместе с остальными людьми в многоэтажном доме. Как-то к маме пришли гости, а я ушел на улицу, где играл с такими же детьми моего возраста. Я даже смутно не могу вспомнить тех ребят. Мы играли во дворе и потихоньку начало смеркаться. Наш круг начал постепенно уменьшаться со временем, позже последний из них помахал мне рукой и ушел к своей матери. Я стоял один посреди темного двора, а поблизости не осталось ни души, лишь изредка кто-то возвращался с работы и исчезал в подъезде. Немного покатавшись на качелях, я решил тоже возвращаться домой, но ключа от подъезда у меня не было. Я стоял и ждал перед дверью, пока кто-нибудь войдет или не выйдет. И через пять минут ковыряния стены, наконец кто-то вышел, открыв дверь, я резко вошел внутрь и поднялся на свой этаж. Как мне тогда казалось, но когда я постучал в дверь, то мне открыла какая-то большая тетка и с недоумением посмотрела на меня. Кажется, мне тогда было пять лет. И постояв несколько секунд, я спросил: – А где моя мама? На что в ответ я получил злобное и недовольное бурчание, дверь с хлопком закрылась прямо передо мной. Сердце сразу же начало забиваться все чаще и чаще, мой детский разум начинал паниковать. Я снова вышел во двор и начал искать свой дом, но я еще больше начал теряться среди высоких и одинаковых домов. В итоге окончательно отчаявшись, я сел на скамейку и начал плакать. Меня мучил вопрос: «Почему меня до сих пор не ищут?»Через десять минут я услышал сзади знакомый голос. Я обернулся и увидел отца, он улыбался и сидел на корточках, а в руке у него игрушечная машинка. «–Это кто у нас тут потерялся?» – игриво сказал он, раскрывая объятия. Я мигом побежал к отцу и повис на его шее. Все былое отчаяние и страх резко пропали на руках отца, он поднял меня, и мы пошли домой. Тогда я был наивным ребенком и чувствовал себя таким защищенным в присутствии отца. Затем я вспомнил времена юности, мои школьные года… и первых друзей. Горечь утраты друзей со временем уже стало обыденным явлением. Я терял друзей во время учебы в школе, много кто уходил в другие города или мы просто переставали разговаривать. Затем я потерял школьных друзей, когда поступил в университет. Потом, когда случилась трагедия, я не обнаружил рядом ни одного человека, который утешил бы меня. Мои друзья, с которыми я познакомился во время учебы из медицинского факультета просто-напросто забыли обо мне. Я сидел и курил, а вокруг густой лес, изредка были слышны звуки птиц и возня на деревьях. Все-таки в конце концов, я был лучшим человеком в своей жизни. На меня начала накрывать тоска. Я хотел увидеть своего отца, маму и брата, которого я до сих пор не знаю жив он или нет. Мне нужен был совет отца и помощь брата… друзей. В любых трудных ситуациях отец помогал мне найти решение. Я скучаю по тебе, отец…Мне было одиноко, но в компании молчаливой Лилий я успокаивался. Мой взгляд был неотрывно уставлен на колодец во дворе. Этот колодец стоял тут издавна, когда отец купил дом, он уже был здесь. Старый развалившийся колодец, на дне которого лишь болото, оставшееся от былой питьевой воды. В этот самый колодец я выкинул труп Донны. Это бесчеловечно, – я знаю. В тот день мы с друзьями выпивали в этом доме, ближе к полуночи они решили поехать дальше в город, а я остался тут и встретил приехавшую Донну. Никто не знал, что она приедет. Я вспомнил наши отношения, первую встречу и тот самый день. Она была красива, как мне казалось тогда, у нее были короткие русые волосы и карие глаза. Тогда я не знал, что в ее желудке варится столько зла. Мы познакомились на улице, когда я шел в сторону своего мотоцикла, она подошла и спросила меня как добраться до одного места, в котором живет ее подруга. Меня сразу привлек ее нрав, открытый и колючий. Она согласилась, когда я предложил довезти ее по адресу, а потом мы обусловились встретиться еще, – так завязались наши отношения. В начале все было хорошо, но после пару лет, она начала остывать. Наш разговор больше не был таким легким, а больше натянутым и мрачным. Стала чаще пропадать и откладывать встречи. В один день я ждал ее возле работы и увидел, как она вышла с каким-то незнакомым мне человеком. Она была весела и смеялась над каждой его шуткой. «– А ты мне так не улыбаешься» – упрекнул я ее. Я чувствовал обжигающую обиду и злость. Я не спал ночами, мне было больно, но я знал, что наши отношения падают в ноль. И этот день должен был настать, видимо, я не был готов к такому удару. «– Я больше не люблю тебя», – говорила она. Я больше не видел в ее взгляде того обожания, которая так нравилась мне. «Мне было хорошо с тобой, но так больше продолжаться не может», – она сидела передо мной и курила. «– Я выхожу замуж», – каждое ее слово, будто тысячи ножей вонзались в мое сердце. Я открыл стекляшку коньяка и выпивал прямо с бутылки. Моя гортань и желудок горели, так же, как и мое сердце. «– И еще, я беременна», – она инстинктивно приложила руку к животу. «– Так какого хера ты куришь?!» – заорал я в ответ, не выдержав всего этого. Я был пьян и зол, моя злость захлестнула здравый рассудок. Я стоял и держал в руках разбитую бутылку, на полу была кровь вперемешку с коньяком. И тело Донны. Ее сигарета догорала и валялась в метре от ее руки. Она не дышала, а из головы текла кровь. Я отпустил разбитое горло бутылки, которая со звоном упала на пол разбивая тишину. Мои руки сжимали мне лицо. «Что я натворил?» – спрашивал я сам себя. Я закурил сигарету, перешагнул ее тело и вышел во двор. Ее искали и не нашли. У меня было алиби, которое подтвердили все. В тот день я убил Донну и вместе с ней, погибла моя семья. Не было ни минуты, как меня не мучила совесть. Я хотел признаться во всем, но я встретил Лилию и ей нужна была моя помощь.Я зашел домой и прошел мимо дивана, на котором спала Лилия, открыв тумбу на углу, я взял оттуда бутылку коньяка. Это снова была одна из заначек отца. Так уж получилось, что он собирал все для меня. Я сел на пол и уперся спиной на диван, перед глазами потрескивал огонь от камина. От этой возни проснулась Лилия, она сонно открыла глаза и уставилась на меня. – Спи, спи, – прошептал я ей и отхлебнул коньяка.И все-таки я разбудил ее окончательно. Она откинул одеяло и села рядом со мной обнимая меня. Ее нога была забинтована, я смог вытащить пулю и зашить рану. «Что с тобой?» – начертила она на бумажке. Мне нравился ее почерк, как и она сама. Я чувствовал тепло как от камина, так и от нее. Я смотрел на нее и влюблялся с каждой секундой. Она была сонной и очаровательной, ее длинные волосы собраны назад, а маленькие ручки держат блокнот показывая мне написанное. Вспоминая Донну, сейчас я понял, что не любил никогда. – Я люблю тебя, – произнес я. Мой голос показался мне чужим и робким, он отражался от стен и прилетал на слух.Я делаю глоток, затем еще и еще, разум потихоньку начинал расслабляться.«С тобой что-то не так. Я чувствую твою злость и печаль» Она пристально смотрит на меня. Ее голубые глаза блестят при свете огня. «Расскажи мне» И я рассказал ей все, все до мельчайших подробностей. Начиная от Донны до смерти моих родных. Лилия лишь пристально слушала. В один момент она прикрыла рот рукой, из ее глаз начали капать слезы. «Это ужасно» Она имеет ввиду Донну или моих родных? «Не печалься, забудь обо всем»Вся моя тревога растворялась в объятьях Лилий. В эту ночь впервые в моей душе царила безмятежность и умиротворение. Моя голова на ее коленях, а ее нежные руки гладят меня по волосам. Лишь угли догорали в камине перед тем, как я уснул.»

Я приехал на место. На улице уже ночное время, но из-за снега все окрестности были видны так же отчетливо, как и днем. Дом Захара стоял на холме, мрачный и величественный, но нигде не горел свет и из-за этого он казался заброшенным. Рядом обширное поле, а за ней пустые скелеты деревьев.
«– Ну и в глуши ты живешь, парень», – сказал таксист, когда я расплачивался с ним.
Я ответил, что приехал к другу.
«Аа-аа, протянул он, – хорошо, когда есть друг».
Со скрипом снега и со звуком мотора таксист мигом исчез из вида, лишь фары вдалеке отдалялись все дальше. Если Захара не окажется дома, я не знал, как доберусь обратно.
Громко и противно заскрипело железо, вот я прошел через массивные решетчатые ворота. Точно так же хрустит под ногами снег, он лежал во дворе тонким слоем. Старого мерседеса не было, а вместо него большой внедорожник с крупными колесами. В амбаре горел свет, и я направился туда. Я услышал собачий лай и голос Захара донесшийся из амбара: «– Тихо, дружок, это друг».
Я раскрыл дверь и прошел внутрь. На разделочном столе лежала большая кошка, с мохнатыми ушами.
– Это мой последний трофей, – Захар указал на рыся.
Он был пьян, я заметил это сразу по его поведению, а также весь в крови. Он сидел на кресле перед столом и курил, его плоть правой руки была разорвана и представляла из себя очень мерзкую картину.
– Что с твоей рукой? – спросил я его и сел на корточки рядом с ним. Я осматривал его руку, которая была в кровавых бороздах.
– Произошла осечка и я чуть не сломал себе шею в лапах этого красавца, которая сейчас у меня на столе.
Я посмотрел на угол амбара, откуда жалобно скулила собака. Это белесая лайка, даже снег не был таким белоснежным как она. Ее шея вся была в крови, она еле-еле доковыляла ко мне и свернулась в клубок у моих ног.
– Знакомься, это Снежок, – сказал Захар. – Прости меня, дружок, пожалуйста… – Обратился он к лайке, но та лишь попыталась повилять хвостом, но у нее не получилось. Он лизал шершавым языком изорванную руку Захара и тихо скулил.
– Я знал, что нельзя идти на рыся с одной собакой, я знал это. Я не должен был отпускать поводок. Я ранил рыся, отчего она набросилась на меня и повалила на землю, я бы умер там, но снежок спас меня. Когда я выстрелил во второй раз, мое ружье подвело меня. Я вытащил нож и остановил все это мракобесие рыся с моим Снежком.
Он погладил Снежка окровавленной рукой, отчего раны на руке начали кровоточить еще сильней. Его рука пополнилась еще одним жутким шрамом.
– Он умирает, – с горечью сказал он. – Ему недавно исполнился год, это семилетний ребенок, если сравнивать с человеческой жизнью. Я взял его у одного знакомого из псарни.
Он взял кусок мяса, которая лежала на столе и положил перед собакой.
– Ешь, Снежок, я знаю, ты достоин большего, но я могу дать лишь это.
Снежок лишь немножко пожевал край мяса и притих. Мне сразу же не понравилась эта тишина и я погладил его по голове, но он уже не дышал.
Я молча сидел и следил за Захаром: он достал бутылку с прозрачной жидкостью, зубами откупорил пробку и сделал глоток зажмурив глаза. После он облил половину содержимого себе на руку и небрежно обмотал его бинтом.
– Я всегда мечтал поймать рыся. И я воображал себе, что это будет радостное событие, но на деле все оказалось так. Мой последний трофей не принес мне радости, какую я хотел.
Он вынул нож, воткнутый в шею рыся и начал снимать с него шкуру. Он не был в порядке, я нутром чувствовал, что с ним произошло нечто ужасное, но он не хотел говорить мне. Да и я не спрашивал…