Первым делом, выйдя по другую сторону леса в конце дня, Берон дошёл по естественно протоптанной и проезженной дороге до маленькой деревни. Путников деревня встречала небольшим домиком с деревянными стенами, каменным ребром и плоской такой же каменной крышей, вокруг домика стоял каменный широкий забор, который даже высокому Берону был выше пояса, а для Гнили он был выше головы на голову иди даже полторы.
В домике незваных на первый взгляд гостей встретил пухлый старик с полностью выбритой головой, одетый в чёрную длинную рясу. Старик сидел на кресле справа от потухшего камина лицом к входу. Кроме кресла и камина в первой комнате этого дома находились напольные часы, лестница, ступеньками ведущая за каминную плитку на второй этаж и стоящее на задних лапах чучело волка. Берон подошёл к старику.
— Мистер Лоб?
— Да, Берон. Как дела? – Медленно и спокойно спросил старик.
— Ваш сын умер, мистер Лоб.
— Правда? От чего?
— Его застрелили.
— Беда. – Не меняя скорости произношения, сказал старик.
— Да.
— Чаю?
— Нет, спасибо. Я бы хотел осмотреть его комнату.
— Давай, смотри. Может, хочешь что-то взять?
— Да.
— Бери.
Берон прошёл на второй этаж. Гниль и старик мистер Лоб остались наедине с волком в тёмной комнате.
— Молодой человек, может чаю? – Спросил мистер Лоб.
— Не хочу.
— Вы куда-то направляетесь, верно?
— Я не знаю.
— Вас не посвятили? Что вы за сменщик такой?
— Сменщик?
— Да, вы же сменяете моего сына, идёте с Бероном вместо него, да?
— Наверное.
— Хе, — старик поднял правый конец ротовой полосы и оскалил два заостренных зуба, — какие точные и уверенные ответы, вы не сомневаетесь в своей стезе, верно?
— Что такое «стезя»?
— Жизненный путь. Знаете, кто-то учится с ранних лет определенному ремеслу, а кто-то всю жизнь переиначивает место своей работы, не успевая нормально научиться чему-либо. Именно таким половину своей жизни был мой сын, вечно у него возбуждались причины сменить ритм жизни. В конечном итоге он научился стрелять ножами, ну, бросаться ими, и явился ко мне спустя долгое время, чтобы посвятить меня своей новой профессией – мародёр.
— Он воровал у трупов?
— Да. Семь? Уже семь лет? Семь лет как закончилась война за корону, феодальный конфликт. Шёл он четыре года, и эти четыре года мой сын бродил по полям сражений, забирал у мёртвых и добивал раненых. Занимался мерзкими делами, за которые вешали за шею на дерево. Хоть я понимаю, что у него нет чести и достоинства за такие деяния, он всё равно остаётся моим сыном. Оставался.
— Тогда…тогда почему вы так холодно…
— Узнал, что он умер? Потому что…
Берон спустился с лестницы, Кроме «рюкзака» для ковра на его левом плече висела нормальная широкая сумка на застежке.
— Аа! Возьмёшь эту сумку?
— Да.
— Бери, — помахал рукой старик, — денег дать?
— Да.
Старик встал, достал из скрытого сундучка у волка под лапами мешочек с монетами.
— Вот, — старик протянул мешочек Берону.
Берон взял монеты и вышел из дома.
— До свидания, — попрощался Гниль, выходя за Бероном.
— Свидания не будет, — неожиданно быстро проговорил старик, сев в кресло.
В деревне помимо маленьких домиков с огородами и металлургического цеха находилась таверна. В таверне было тихо – несколько мужчин, — наверняка живущих в этой же деревне, — сидели за столами и обсуждали свои проблемы, ещё несколько мужчин в рабочей униформе тихо сидели за столом в углу. Много свободных столов и барная стойка – вот вся таверна.
За барной стойкой Берон спросил сухие пайки у худого до костей трактирщика с поварской шапочкой на голове.
— Вам вкусные? – Спросил повар, озаряясь к входу на кухню.
— А что, есть вкусные?
— Да, дороже на пять монет, зато вкуснее, а значит, ваш поход будет веселее. Ведь что может быть приятней после долгой дороги насытиться вкусной едой? — Говорил повар, жестикулируя одной рукой и опираясь на барную стойку другой.
— Ладно, я возьму один вкусный сухой паек и три обычных.
Повар нагнулся и достал из-под прилавка три свернутых в бумагу коробочки, немного порыскав, он вскоре достал четвертую коробочку, но свернутую в красноватую бумагу.
— Что-то ещё?
— Да, принеси кружку. Я хочу газированной воды.
— Но для газированной воды нужны стаканы.
— Ну, принеси стаканы раз так.
Трактирщик ушёл на кухню, а Берон и Гниль сели на высокие табуретки перед барной стойкой. Тишина. Неожиданно для Гнили в таверне было спокойно, словно в храме. Никто не чавкал и не пил, даже шепота не было слышно. Гниль озарился на рабочих в углу, те сидели тихо перед своими стаканами, свесив вниз головы. Обычные граждане также сидели тихо, хотя и что-то обсуждали перед приходом Гнили и Берона. Берон продолжал сидеть тихо, положив руки на барную стойку.
Трактирщик вышел с кухни, поставил перед Бероном стакан с шипящей водой и спросил о ещё каких-нибудь услугах. Расплатившись сотней монет за сухие пайки и газированную воду, Берон упёрся локтём в стойку и положил на ладонь голову. Проигнорированный трактирщик уселся на стул под барной стойкой. Вновь тишина.
Гниль снова осмотрел таверну и её посетителей, все они всё также тихо сидели. Только прислушавшись и сосредоточившись, он услышал скрип стула под одним из рабочих. Напряженно он начал осматривать все стены, столы, углы и людей, подмечал малейшие детали, все пятна на столе, всю грязь под ногами и все черты лиц. Тоскливые или безэмоциональные, они сидели иногда попивая из кружек и стаканов. Возможно, алкоголь, но, может быть, это была такая же газированная вода, как у Берона.
— Видишь, да? – Спросил Берон, убирая ото рта стакан, — вот они — обычные люди, тихие и спокойные, сидящие тут после работы. Бесталанные и трусливые. Живут в этой скучной глуши, но зато без суеты и риска. Вот такое как в этой таверне тут каждый день и на улице и в домах.
— Эй, — возразил молодой рабочий, — вообще-то мы важным делом заняты. Мы вообще-то шахту капаем и руду плавим. С помощью магии кстати.
— Магия для горных работ – я слышал, донельзя примитивна, — ответил Берон, не смотря в его сторону.
— А нам вообще-то много не надо, чтобы печи растопить, — выставив голову вперёд, громко говорил молодой, — но использовать её надо много.
— Потому что это говно слабо плавит?
— Потому что руды много! Мы вообще, скоро расширяться будем, понял?
— Но не в этом году точно, — сказал Берон, после поднял стакан газированной воды.
— И что? Наше дело достойное и уважаемое, не то, что у вас – скитальцев и мародёров, только о себе и печётесь. Сами умираете в одиночестве в глуши, и имён ваших никто не помнит. Ну и пусть не сегодня, — молодой встал и расставил руки в стороны, показав свои тёмные и обожженные пальцы, — но мы….
Молодого работника остановили ладонью положенной на плечо.
— Не надо начинать, сядь! – Строго сказал Морщинистый мужчина с недлинной неширокой бородой.
Молодой посмотрел на него, опустил взгляд и сел. Берон положил в сумку сухие пайки и, толкнув в плечо задуманного Гниль, встал и пошёл из таверны.
— Хорошего дня! – Крикнул в спину трактирщик.
Берон прошёл между домами до окраины деревни по широкой грязевой тропинке, следующее здание, в которое они с Гнилью зашли было одноэтажным каменным амбаром. Пройдя через этот пустой амбар, они вышли к широкому перепутью. Одна дорога вела в деревню, две остальные в поле и лес, в основании первой дороги в землю был вкопан длинный деревянный столб. Под столбом на метр вдоль дороги лежали доски. Подойдя поближе, Гниль понял, что это своеобразная остановка.
Берон наступил на доски, прошёл по ним, и пошёл в сторону леса. Гниль, удивленный от выбора Берона идти в лес пешком нагнал его и спросил:
— Почему не дождаться повозку? Она ведь тут останавливается.
Берон поперхнулся, покашлял в кулак и сказал:
— Да, скоро здесь будут и повозки и кареты, а с ними солдаты, наёмники или полицейские.
— В смысле?
— Нежить мигрирует, об этом не только Кэнуэль знает, и скоро сюда должны прибыть какие-нибудь да вооруженные люди, работающие на государство. Не хочу встречаться с ними с этой дурой за спиной, — показал большим пальцем на ковёр Берон, — поэтому задерживаться не буду.
«Опять лес» — подумал Гниль и опустил голову.
Когда они зашли в лес, стемнело, но не из-за времени. Плотная листва и тучи создавали подобие ночи и её атрибуты. Узкая тропинка и выпирающие языки длинной и широкой травы, задевающие ноги, которая точно бы могла порезать, если бы не штаны и плащ. Тёмное небо над тёмной листвой. Шорох пробегающего зверька неподалеку. Раскачивание кустарника от ветра. Широкая спина Берона, закрывающая видимость спереди. Ковёр, нависающий над головой Берона. Они шли круглых два часа по тёмному лесу, и мысли стали мрачнее. С уменьшением скорости длинны шагов, Гниль также терял частоту мысли. Однообразие и ординарность. О старости этих мест и непригодности земли Гниль думал уже не в первый раз, проговаривал у себя в мозгу, как это место выглядело тысячи лет назад, и представлял, как оно будет выглядеть при пожаре, как много здесь насекомых, и их действия, если землю до верхушек деревьев зальёт водой. От усталости и тоски фантазия отказывалась проявляться в голове, как бы не было велико желание её владельца, как бы ему не было скучно сейчас.
Он поднял голову и снова посмотрел на спину Берона, на траву, выпирающую из куста над тропинкой, пригляделся к кустарнику, к листве, снова в голове обговорил мысли по поводу леса и запрокинул голову назад. Стал смотреть на верхушки деревьев.
— Нежить, — сказал Берон и Гниль резким движением вернул голову в прежнее положение.
Вся сонливость пропала, всё окружение словно стало отчётливей, ярче. Гниль убрал от шестопёра ткань плаща.
— Надо спрятаться, — сказал Берон и пошёл через кусты к дереву.
Когда он ушёл с тропинки, Гниль увидел точки синего и белого цветов, пригляделся в темень и разглядел головы, много голов.
Берон скинул ковёр у дерева, прыгнул, ухватившись за торчащую ветвь и подтянулся. Забравшись, он аккуратно встал на ветку, потом прыжком достал ветвь повыше, потом ещё выше. «Повезло же с ближайшим деревом» — подумал Берон.
Гниль пригнувшись, поспешил к ближайшему дереву, которое находилось на противоположной стороне тропинки от дерева, на которое забрался Берон. Стараясь не шуметь, он запрыгнул на дерево, вцепился пальцами в кору и обхватил ногами бревно. Медленно поднимая колени по столбу вверх, Гниль крепко держался за дерево руками. Когда колени задевали локти, он уже руками давил на дерево и передвигал ладони по коре. Таким методом он добрался по первой торчащей ветки. Зацепившись в неё, Гниль повис на ней, дал ногам отдохнуть, а потом закинул их на ветку.
Зависнув на ветке, Гниль посмотрел на спокойно стоящего выше на ветке Берона. Шмыгнув носом, он скинул ноги, передвинулся к столбу и с подскоком подтянулся, упёрся правой подмышкой об ветку и поднял левую руку к ветке повыше, снизу что-то щёлкнуло.
Мертвец с пробитой головой шёл через кусты рядом с тропой. Недалеко от него ещё один мертвец со скрюченными ногами и спиной шёл, широко раздвинув руки. Гниль медленно опустил левую руку, обернулся. Пять-шесть мертвецом так же шли через кусты, по траве и тропинке. С обеих сторон нежить шла в сторону деревни, не только трупы людей, ещё и ожившие трупы лисиц. Несколько таких пробежало под деревом Берона. Исхудавшие и безухие, их шкуры не имели и половины того меха, что у них было при жизни, а та что осталось, мехом не назовёшь — больше напоминала мёртвую высохшую траву.
Сон – это не то, о чём стоит задумываться в таких ситуациях. Но даже если думать о нём, то это ничего не меняло, спать не хотелось. Гниль был бодр и сосредоточен, ему даже не надо было поддерживать свою голову идеями или мыслями. Это ощущения контроля и внимательности так завораживало. Вспоминая себя в лагере или в той деревне, Гниль осознавал, как угроза жизни может влиять на мысленные способности. Вот ещё один повод выход адреналина в кровь – затёкшее правое плечо.
Пытаясь не шуметь, Гниль снова потянулся левой рукой к ветке сверху, зацепился за неё, когда на правое плечо уже словно сыпался острый гравий. Гниль стал тянуться вверх с помощью левой руки, упираясь пятками в кору. Попытка схватиться правой рукой о ветку повыше увенчалась провалом, и Гниль дёрнулся вниз, широко покачиваясь.
Мышцы на левой руке растянулись и напряглись как никогда. Ни разу в своей жизни Гниль не бывал в похожей ситуации, но не замешался. Он разомкнул пальцы левой руки, снова охватив столб ногами. Уже проверенным способом он долез до следующих ветвей, висевших над макушкой. Встал ногами на ту, на которой висел.
Посмотрев на Берона, Гниль не заметил его взгляда, по силуэту казалось, что тот опирался спиной об столб, смотрел на проходящих около ковра мертвецов. Последующие два часа они просидели на деревьях.
Всё время рука «протяжно выла болью» от плеча до кисти, пока снизу продолжали проходить мертвецы. «Что больнее: боль руки, которую я испытываю сейчас или боль от укусов мертвецов?» — Думал Гниль. В какой-то момент ночи ему так надоела боль и то, что от неё никак не избавиться, что решил прижать руку к коре и постучать по ней, словно она головка гвоздя, а правый кулак – молоток. Но вспомнив о Бероне, и взглянув на его тёмный силуэт, он понял, что Берон так же не спит.
Сидя на противоположной стороне от тропинки дереве, Берон не только осматривал едва видимый из-за кустов и столбов деревьев горизонт в ожидании конца толпы, но и старался сильно не дышать. Прикрыв рот рукой, он дышал сквозь пальцы, чувствуя и контролируя циркуляцию воздуха, ведь то, что ты не можешь чувствовать ты не можешь контролировать.
Не чищеные зубы и выпивка создают смрад во рту — запах, привлекающий нежить как потенциальная еда, живая или мёртвая. В городах вне территориальной досягаемости хоть какого-нибудь феодала, которые часто сталкивались с миграцией нежити, используются бочки с мусором и тухлым мясом или рыбой что создания ловушек у окраин деревень и городов. Можно вырыть глубокую яму, достаточную чтобы в неё вмещалась бочка и ещё пару человек, и оставить так, пока яма не заполнится мертвецами. Часто в первую очередь на такие ловушки сбегаются животные, не только заразившиеся от нежити, но и обычные падальщики.
Берона конечно же напрягало количество лисиц в этом лесу, каждые две минуты можно было заметить не рыжий, но всё же лисий хвост. Так же Он переживал, что пацан тоже рискует выдать своё присутствие запахом, и, раскрыв себя, он не забудет втянуть в свои проблемы и его.
Берон немного потёр первую от кисти фалангу указательного пальца об подбородок и достал флягу, висевшую на поясе. Прополоскал рот тёплой водой, убрал флягу назад. Посмотрел на противоположную тропинке поляну и поймал момент, когда Гниль летел с дерева.
Глухим ударом Гниль приземлился на бок, первый к нему мертвец находился в семи-восьми шагах от него, но он уже прошёл дерево и показывал свою истерзанную и иссушенную спину, и он не предал глухому удару значения. Гниль приподнялся, осмотрелся, быстро перевернулся на живот и начал осматриваться. Надвигающиеся трупы были в двадцати шагах от него, но что для обычного человека двадцать шагов – для трупа все пятьдесят, — это знал Берон, но не пацан, который в панике стал ползти через траву к дереву Берона.
«Блять, сука, только не ко мне!» — Думал Берон. А пацан подполз к рюкзаку с ковров, развязал и снял с половины ковра ткань, вытащил ковёр из кармана «рюкзака» и перевернул его, освободив от ткани. Одним взмахом, находясь в полусогнутом положении, раскатал его наполовину. Укутавшись вногами по пояс в ткань, Гниль лёг на кусок свёрнутого ковра и, схватив толстый плотный рулон, рывками обмотал себя развернутой частью ковра.
«Охренеть» — Подумал Берон, и с опаской осмотрелся, никто вроде не заметил эту сцену. Гниль сидит тихо, без движений и вообще признаков жизни, его ничто не заметило и ковру вроде ничто не угрожает, но Берон всё равно был на нервах. Берон бы просто вдыхая-выдыхая сквозь пальцы, продремал на дереве пока мертвецы не пройдут, что они должны сделать к рассвету, но ему приходится ждать подвоха, который он чувствует благодаря своему профессионализму как мародёра и вора. В таких нелепых ситуациях никогда ничто не идёт ровно, у незапланированных действий есть хвосты, которые дадут о себе знать в будущем.
Прошло три часа, и последствия явились. Берон, едва держа веко единственного глаза над бровью, решил осмотреть ковёр и ближайшие к нему тропинку и кусты. Мертвецы продолжали идти, их количество не изменялось, что в полночь их шло по шесть-семь штук, что сейчас, — их столько же, нет изменений в их количестве из-за времени. Их орда пройдёт также резко, как и их наступление, — одно из самых отвратительных фактов об мертвецах.
А Гниль уснул, это было видно по движущему ковру, который поднимался и опускался в такт спокойного глубокого дыхания. «Твою мёртвую тётю, пацан» — Подумал Берон. Глубокое несвежее дыхание в лесу, полном зараженных лисиц, да что там дыхание, Гниль в отличии от Берона не мылся в лагере, и от него ещё и воняет. Его точно заметят и сквозь ковёр загрызут живьем, а когда он обратиться, начнёт рвать ковёр чтобы выбраться или так останется и придётся его вытаскивать.
Берон снова напрягся, постарался разбудить Гниль, кинул в него фляжку, но ковёр и ткань заглушили неслабую силу броска. Не зная который час, Берон надеялся лишь на свою интуицию и знания о восходах солнца в разные времена года. Сейчас первый день осени, должно светать рано утром, но из-за кустов и деревьев не видно горизонта, а из-за ветвей и листьев не видно неба. Но что до падения Гнили, что после прошло немалое количество минут, так что солнце должно быть если уж не прямо под горизонтом, то на ближайшем Востоке точно. Главное сейчас разбудить Гниль.
Прошла ещё толпа мертвецов, все до единого полностью голые, половых признаков почти не видно, все облысели и потеряли не малые куски мяса и органов. А особо тучные мертвецы поимели здоровые мешки под руками, а на руках и ногах свисали длинные кожаные ткани. Когда партия прошла, Берон попытался спуститься с дерева. Лисица выпрыгнула из-под кустов.
Такая же лысая, как и только что прошедшие мертвецы. Она, не сбавляя скорости, направилась к ковру, сунула нос в окружное отверстие. Гниль перестал двигаться. Лиса выпрямилась, замахала головой, потом занырнула в ковёр и стала водить там носом. Всё дальше протискивала голову, иногда сдавала назад, рывками пролезала всё дальше, расширяя свободное место, быстро махала головой, скулила и фыркала. Берон спрыгнул с дерева и убил лису, вонзив лезвие ей во внутренние органы через позвоночник, который на удивление легко сломался. Голову ей он зажал под ковром для устранения лисьего визга.
Берон вытащил за хвост лисицу из ковра, и та завизжала, дёрнулась и выпрыгнула из руки Берона, оставив ему плотный локон своей шерсти в ладони. Берон откинул шерсть и кинулся на лису, ударил её мечом в голову. Мертвец, подошедший спереди лишился левой кисти, а потом головы; мертвец, шедший за ним – был проткнул в живот и выпотрошен, когда лезвие продолжило рану поперёк позвоночника; следующий мертвец, идущий по тропе, так же лишился головы. Мертвецы, видевшие Берона, мертвы.
Берон взял самого костлявого мертвеца и бросил его на ковёр так, что его тело закрыло округлый вход ковра за которым лежал Гниль, потом залез на дерево. На визг лисы пришли мертвецы, когда Берон стоял на самой низкой толстой ветке, которая его могла удержать. Он находился буквально над головами мертвецов. Его опыт в прятках в потёмках помогал успокоиться, — если он не будет двигаться и поменьше дышать, то на фоне плотных листьев и веток в темноте его точно не заметят снизу, даже если мертвецы поднимут головы и будут смотреть в его сторону.
Гниль же не имел опыта в прядках, поэтому он держался потной рукой за шестопёр, который давил на колено одним из своих острых перьев, и глубоко и часто дышал смрадом, который обильно выделял мёртвый мертвец, лежащий у проема ковра. Всё тело вспотело, ноги дрожат, мертвецы ходят, левая рука так напряжена, и пальцы, формирующий кулак, так сильно давят в ладонь, что, кажется, сейчас пройдут сквозь неё.
А в мыслях только «СМЕРТЬ, СМЕРТЬ. Если не мертвецы тебя сгрызут через этот ковёр, то убьёт Берон, ведь из-за тебя его дорогие сплетённые между собой нити пропахли мертвечиной, он об этом знает или узнает, а ты уже это знаешь»
Гниль трясся.
«Погоди, ведь если мертвецы нападут на ковёр, то Берон не даст им сгрызть меня через него, он спрыгнет и убьёт их, как ту лису» — Думал гниль, — «А если он уже мёртв? Нет, не мёртв, я же слышал, как он лезет на дерево! Это точно был он!»
Гниль трясся.
Берон спокойно сидел, наблюдал за мертвецами, ходящими по кругу и странным траекториям вокруг лисы и дерева, словно слепые черви, выползшие на дождь весной. Мертвецы всё ходили и ходили, смотрели то в одну сторону, то в другую, они даже не додумывались посмотреть в ближайший куст, не то что поднять тело и посмотреть под него. Ещё несколько мертвецов прошло мимо деревьев, а эти всё околачиваются около мёртвой лисы.
«Они же никогда не найдут парня. Но парень может, сука, выпрыгнуть и сам показаться им на глаза, а ещё орда не прошла» — Думал Берон.
Когда мертвецы были достаточно далеко от ствола дерева и от ветки на которой сидел Берон, седовласый в такт начинающимся гнусавым выкрикам какой-то птицы стал шипеть «Тихооо…» «Тсс…» «Щщщщ….щщщщ» чтобы дать парню понять, что надо успокоиться.
«Тсс…» «Тщщщщ» — шипел Берон, Гниль не слышал. «Тщщщщ» «Тихо, Тсссс» — тщетно старался он. Но Гниль всё продолжал изредка ёрзать под ковром.
— Да тихо, блядь! – Прошипел Берон сквозь зубы.
Один мертвец резко повернул голову в его сторону, а Берон повернул голову в его. Прошла ещё толпа мертвецов.
Однозубый мертвец – труп лысого толстого старика – продолжал смотреть на ветки над Бероном. «Ну и что ты вылупился так надолго, скотина?» — выпускал гнев Берон через мысли. Мертвец пошёл к дереву, завышая нос к ветвям. Наступил на ковёр, тот резко приподнялся, и мертвец упал, ударился головой о торчащий из земли корень дерева и помер.
Если одной мёртвой лисы было достаточно, чтобы мертвецы делали круги вокруг дерева и рядом с ним так долго, то два мертвеца должны их как минимум заинтересовать остаться тут подольше. Сначала мертвецы наклонились над дедом и заглянули ему в рот, затем поднялись и ушли.
— Спокойно парень, они ушли! – Полным голосом сказал Берон, когда те исчезли в кустах.
Гниль стал выползать из ковра.
— Нет, блядь, стой! Стой нахуй, орда ещё не прошла!
Гниль медленно попятился назад.
Ещё несколько групп мертвецов прошло. Солнце уже просвечивало сквозь листья и Берону пришлось залезть повыше, Гниль продолжал лежать в ковре, и ни с одним сном ни в одном глазу. Прошло часа три, Берон попробовал «вкусный» сухой паёк, обёрнутый в красную бумагу. Два тонких куска хлеба, паштет под плотной бумагой, — чуть менее плотной, чем картон, — два кусочка вяленого мяса и высушенные растертые в порошок ягоды в мешочке. Берон сделал себе два бутерброда из хлеба и мяса, кусал бутерброд и слизывал с бумаги паштет, запивал всё водой. Потом открыл мешочек с порошком. Высыпал весь порошок в рот. Держа порошок на языке, он не жалел что купил паёк в красной бумаге. Вкусный сладкий, слегка кисловатый малиной порошок — приятный десерт. Берон запил его водой и осмотрел горизонт. Мертвецы продолжали подходить.
Прошло ещё два часа, когда головы перестали показываться у горизонта. Радостно, но Берон не забывал об осторожности, не спешил спускаться. Он прождал ещё десять минут. В итоге, когда он грубо и шумно спрыгнул с дерева, его нижняя часть тела заныла от отсидки и он не смог удержаться на ногах. При приземлении он упал на колени. Потом встал, прошёл к дереву и упёрся на него спиной.
Гниль вылез из ковра. Берон был спокоен, после всей ночи на дереве, а до этого всего дня на ногах, ему хотелось лишь поспать.
— Мы возвращаемся, — сказал он тихим усталым голосом.
— Я хочу кушать, — ответил ему Гниль.
Еще почитать:
Пламя Крови — Новая Знакомая
Путь Порядка — Глава V. Всегда оставляй двоих
Эскапизм - Конформность — Цветение плоти и крови — Пролог
Гримуар стихий — Пролог
«
»
