Проклятая биография Глава 4

Дело было в середине октября, когда Захару, уставшему от банальной схемы работа-дом, захотелось поработать кучером после смены в поисках интересной в жизни. Но вместо вожжей у него руль мерседеса, а рядом друг, с которым «не скучно». После первого же клиента, который не удостоил нас интересным и захватывающим сюжетом, хлынул обильный дождь: улицы и сточные канавы утопали в жидкой мерзлоте. Людей, голосующих у обочины резко не стало – они выжидали, пока ливень не перестанет низвергаться на этот и без того мрачный город. Конечно, изредка виднелись люди, доставшие невесть откуда зонты и шедшие уверенно к своей заветной цели.

– Да уж, – протяжно и разочарованно выдохнул Захар, когда не увидел людей, нуждающихся такси, а вместо них пустые улицы сквозь пелену воды на ветровом стекле машины. – Зато весело! – необычно громко он произнес.
– А чего тут веселого-то?
– Ну, мы едем на мерседесе в дождливом городе: только ты и я. Романтик! – ответил он, поставив ударение на букву «И».
– Начнем с того, что за окном не дождливая погода, а самый настоящий потоп.
– Не потоп, это всего лишь погода моросит, – сказал он с каменным лицом поворачивая руль. – Ты какой-то нервный, лучше проветрись.
С этими словами он потянулся рукой в сторону своей двери и полностью опустил стекло на моей стороне, при этом он еще и не забыл заблокировать ее. В лицо сразу же ударили царапающие капли дождя и тяжелый хор воздуха, от которых резко заложило рот и нос, тем самым перекрыв нормальную подачу кислорода. Захар начал хохотать, словно выплевывая каждый смешок мне в лицо – вдогонку ветру и дождю. Пока я с лицом как изюм, тщетно пытался закрыть окно, он включил радио, из которого заорал шансон в лице женского голоса и стал подпевать ей.
– Так наливай бокал вина, так наливай, такая жизнь поганая! – затем он посмотрел в мою сторону и закрыл окно. – Чувствуешь, как сразу свежестью запахло. Гони прочь сонливость из очей своих!
– Ну ты и приконченный, Захар, – сказал я, вытирая лицо.
– Я тебя умоляю, ты же засыпал на глазах, тем более я же говорил, что будет весело.
– Не то слово, – ответил я и вытащил сигарету.
– Если будешь курить, то открой окно, братец, – Захар улыбался во все лицо.

Так мы кружили в городе еще с десяток минут, затем ливень начал напирать еще больше. Казалось, машину давит вниз, под нескончаемым и интенсивным обстрелом дождя. Поэтому мы решили остановиться и тоже подождать, пока закончится дождь. Захар водил очень аккуратно и мягко, плавно сворачивая с дороги, машина остановилась возле какого-то странного и непонятного здания. На первый взгляд, строение казалось заброшенным и разваливающимся, в некоторых местах были выбиты окна, а двойные двери свисали с петель с облупившейся краской.
– Какое идеальное время выбрала погода для ливня. Прямо под меня, я даже обольщен такому вниманию, – не прекращая иронизировал Захар. Я ответил, что это романтично, но в ответ он стал полыхать жаром.
– Тебе иногда не хочется вырезать миленькое девичье лицо, Аякс? – повернувшись всем корпусом серьезно спросил меня Захар.
– С чего это вдруг?
– Да так, просто интересно, – безразлично сказал он вновь смотря вперед.
Странные фразы сегодня кидал Захар, да и его поведение было каким-то абсурдным, но я давно привык – в дождливое время он становился каким-то злым. И чем сильнее дождь, тем агрессивнее становился он сам. Я так и не смог выяснить причину данного явления. Затем он снял куртку ссылаясь на то, что в салоне стало жарко. И я заметил его шрам, который чеканился словно прилипшая гусеница от локтя до плеча с наружной стороны руки. Шрам был очень большим и розовым. Я спросил его, что за шрам.
– Ты впервые видишь, что ли? – спросил он.
– Вроде да, может раньше не придавал внимания, – произнес я, а в ответ он покивал головой несколько раз.
Я подождал минуту, ожидая пока он расскажет про шрам, но он упорно молчал, и мне пришлось повторить вопрос.
– Тебе так интересно узнать?
– Ну если не хочешь, так и быть, – ответил я.
– Да нет, могу рассказать, – сказал он. – Как-то раз отец велел мне общипать трех фазанов, которых он привез с охоты, а сам поехал по своим делам. Фазаны, привязанные к веревочке, висели перед домом. Я был свободен и думал, что времени у меня достаточно, поэтому тоже ушел гулять с одной особой. Какого же было мое удивление, когда я вернулся домой затемно, так еще пьяный и не увидел фазанов на месте. А на земле были следы разбросанных перьев. Я хотел общипать их, вымыть и положить в морозилку, затем пойти спать, чтобы отец не застал меня пьяным, а они стали обедом дворовых собак. Примерно в полночь приехал и без того злой отец, и стал расспрашивать куда я дел фазанов, – Захар показал мне вторую руку, где был точно такой же шрам. – В том самом амбаре, где мы свежевали кабана, он насадил меня на крюки с двух сторон и порол всю ночь под мои истошные вопли и лязг цепей, которые крепко держали меня. Вот такая вот маленькая травма детства, – улыбнулся он.
– Неужели никто не прибежал под крики? – спросил я.
– А ты разве видел какие-либо дома вокруг моего дома?
– Нет.
– Ну вот.
Я не верил Захару.

Дождь не хотел убавляться, даже казалось, что погода ухудшается раз за разом, пока мы сидим и выжидаем в машине.
Кто-то стучится к нам, с моей стороны двери. Мы открываем дверь и видим такую картину: двое молодых парней, на вид им двадцать лет, стояли перед нами. Один опирался на плечо второго, дождевая лужа под ними уже начинала окрашиваться кровью. Я заметил, как за ними тянется кровавый след на воде.
– Помогите, – произнес первый поддерживая своего друга. Тот казалось еле был в сознаний, но на ногах держался. – Умоляю, – добавил он.
Но на этой фразе не чувствуешь жалость, а наоборот силу и беспрекословное повиновение, – мольба о помощи прозвучало с железной волей и с изысканной гордостью. – Мой друг ранен, отвезите нас на десятую кольцевую, там живет мой знакомый врач.
Я разглядел лицо говорящего, внутри сразу же наполнилось каким-то странным чувством знакомого. Я будто увидел Захара в молодости, точно такие же бакенбарды и волосы, но под ливнем они торчали в разные стороны. Даже цвет был такой же огненный.
– Запрыгивайте быстрее! – выкрикнул Захар, открыв заднюю дверь.
Мы мчали на высокой скорости несмотря на ливень. Мой взор мутнеет, мир за стеклом расплывается на жидкие пятна.
Захар спрашивает: а что случилось, почему бы не поехать в больницу?
– Я не могу ничего рассказать, – говорит тот, – но мой знакомый нам поможет.
Второй лежал почти в обморочном состояний, казалось, он потерял много крови. Весь отдел живота был заляпан большим темно-красным пятном.
Тот говорит ему держаться, ведь осталось совсем немного.
Потерпит еще немножко и как раньше можно будет выпить, поговорить обо всем важном.
Захар останавливается, чтобы пропустить пешехода. Нервно стучит пальцами по рулю. Пешеход с зонтом не торопился и пришлось нервно посигналить. Захар переключает скорость, и мы снова летим, рассекая капли дождя, машина мчалась, как мчится вестник-всадник несущий важную весть.
Нас всех щемит напряжение, царившее в салоне машины, с кончиков пальцев до самых глубин сердца, даже ливень будто переживает за чьей-то жизнью.
Осталось совсем немного, пару минут и наконец, мы приезжаем на место. Машина проехала еще пару метров, прежде чем остановиться – дорога была скользкой.
Вокруг были небольшие частные дома, обветшалые заборы, которые стоят тут целыми столетиями.
– Слушайте, у меня ничего нет, чтобы отблагодарить вас, кроме этого, – тот снял с пальца перстень с алым рубином и положил его между мной и Захаром. – Это дорогой семейный перстень.
Он уже вышел из машины, подняв на руки своего друга, как он собирался выскользнуть в пучину темноты, Захар окликнул его:
– Как тебя зовут?
Тот же в ответ, не поворачиваясь, на одних губах произнес: – Хасан. Может быть и встретимся еще.
Все происходило очень быстро: они исчезли так же внезапно, как и появились.
Захар начал разглядывать перстень: на вид он был очень даже дорогой, грани рубина были идеально отполированы, а само гнездо, где был рубин, представляет из себя скрученный хвост скорпиона.
– Вот и покатались, – сказал Захар и улыбнулся. – Надеюсь мы спасли того парня.
– Бог в помощь, – ответил я.

Домой я приехал ближе к трем часам ночи, дождь уже закончился, небо стало ясным и свежим. Перед глазами все еще стоит лицо того умирающего и темное пятно крови. Его лицо, до чего же прекрасен вид умирающего человека. Он не выскажет ни капли недовольства, будет принимать любую тяжесть со спокойностью святого – со спокойностью трупа.
А при виде крови, внутри что-то противно задергалось. Словно нечто спящее просыпается во мне. Я открыл холодильник, комната осветилась светом из холодильника. Взяв бутылку пива, я прошел в свою комнату, все так же не включая свет. Сквозь открытые занавески, в комнату падал уличный блеск, и этого было достаточно.
Мне становилось все плохо, на лбу выступили крупные капли пота. Я открыл окно и закурил. Курил, будто бы все мало, с каждым разом, все жадно втягивая в себя дым. Краем глаза замечаю – чье-то лицо в темноте заглядывает с кухни в мою комнату. Лицо не человеческое. Поворачиваю голову – никого. Я пьян или же – болен?
Я не понимал с чего это вдруг со мной такое. В голове голос Захара, голос Хасана: не умирай. Смутные тени в памяти кружат адский вальс, но я не знаю, что это за тени. Я не помню.
На столе лежит та книга, о которой я забыл – «проклятая биография».
– Проклятая биография. Неужто это моя чертова биография, которую я пытаюсь так больно вспомнить?
Я убийца некой Донны? Почему так много чьих-то смертей?
Включив светильник, я лег на свою кровать и стал читать эту книгу. В том же месте, где и остановился в прошлый раз.

«Параграф 3: Безмятежность. Комнату заливал теплый солнечный свет, который отражался с поверхности лакированного стола, рисуя блики во взгляде.Я чувствовал себя намного лучше, чем вчера, голова уже не так сильно болит, но ломота в костях еще присутствует. Я вышел на кухню, в доме была звенящая тишина. Я окликнул: Лили!Но ее не было видно. Я заглянул в свою комнату, там же, лишь идеально заправленная кровать. Неужто ушла? Внутри все сразу поникло, странно, но я все равно хотел, чтобы она осталась. Когда я хромой походкой вышел в прихожую, то увидел, что моя куртка пропала, а в ванной висела ее постиранное пальто. Звук открывающейся входной двери послышался за моей спиной, я обернулся: Лилия грациозно перешагнула порог и зашла домой. Она была в моей куртке, по обе стороны лица торчал воротник скрывая ее лицо. А в руке пакет из магазина. – Ты ходила в магазин? Лилия кивнула, затем подошла ко мне и пощупала лоб, проверяя нет ли температуры. Температуры не было. Она полезла в карман и вытащила оттуда пачку сигарет с верблюдом на упаковке, – именно такие я и курил – после, она передала его мне и прошла на кухню.Я закурил и прошел за ней. Она не курит, это я понял, когда Лилия посмотрела на меня с укором и открыла окно. Невольно я вспомнил Донну – она бы закурила тут вместе со мной. Почему же я сравниваю их, вместо того, чтобы забыть о ней.Лилия приготовила завтрак: яичница и кофе.Я спросил ее, как она себя чувствует, в ответ же – кивок. Это значит – нормально? Или она услышала мой вопрос и просто кивнула? В комнате плавает дым от сигарет, такой мягкий и легкий, но не вонючий, а ароматный. Свет утреннего солнца, такой теплый и нежный, она отражается от всего и притупляет взор. – Что с тобой случилось? – начал расспрашивать я ее. – Почему за тобой гонятся какие-то люди, ты что-то натворила? «Как раз-таки наоборот – я ни в чем не виновата. Можно сказать, я расплачиваюсь за грехи родителей.» – выцарапала она. Затем перевернула страницу и по новой начала писать: «Меня заставили быть слугой, за последние 6 лет, я прибиралась, готовила, исполняла все прихоти этих мерзавцев. Они обращались со мной как с животным. Пока я не сбежала.Мой отец был очень уважаемым человеком, или человеком, которого все боялись. Он был очень жесток и суров, но я всегда видела только заботливого папу. У меня было все с самого детства: роскошный особняк, одежда разных цветов, любая прихоть исполнялась беспрекословно. А в дела отца я не вникала, пока в дом не ворвались вооруженные люди. Мне тогда было шестнадцать лет.»Лилия посмотрела на меня выжидающе, ее глаза были холодными, казалось все живое уже похоронено внутри. «Я спряталась в шкафу и видела через щель, как моего отца убили с жестокостью зверя. Я хорошо запомнила его лицо, лицо убийцы, которое я вижу в своих кошмарах и по сей день. От тела моего отца целым осталась лишь голова, а начиная с шеи, дальше все было в кровавых ошметках. Затем нашли и меня. Они знали про меня, эти люди мстили моему отцу, – мой отец, как они говорили, был очень опасным преступником – главарем какой-то банды, и то была кровная месть. Но теперь уже ничего не осталось.» – А твой язык? Это они сотворили?Лилия кивнула. Ее глаза блестели от переполняющих слез, она держалась лишь несколько моментов, пока не зарыдала. Очень тихо и безнадежно, обнимая свои колени и спрятав там свое лицо. Только сейчас я услышал ее голос – плачущий голос. Такой нежный и тихий. …»

Я услышал какой-то шум, будто кто-то ходит во дворе.
Тук–тук–тук! – это стучат костяшками пальцев по кухонному окну. Я сразу вспомнил, как какое-то лицо заглядывала в мою комнату с кухни. Из-за перил, будто обгоревшее кислотой лицо, выглядывала из-за перил!
Я швырнул эту книгу в дальний угол комнаты и вышел на кухню все еще не включая свет. С той стороны окна висела записка, она была повернута в мою сторону исписанной стороной: «Узнал себя в этой проклятой биографий?».
– Кто ты черт возьми?! – выкрикнул я весь вспотевший.
Я оделся и вышел на улицу, но там было абсолютно пусто. Я сорвал записку, да, она настоящая и я не сошел с ума. Записка такая же настоящая, как и стук в окно.
У меня закончились сигареты и я потопал вперед. В бреду, куда глаза глядят – куда ведут ноги и встретил ее. Роза. Ее звали Роза, такая же колючая, как сам цветок; такая же страстная, как краски вечного багрянца на ее губах.