Говорят ведь: “Берегите то, что имеете, чтобы потом не пришлось беречь воспоминания”. Но что если не останется и памяти о былых вещах? Станет ли от этого легче на душе или наоборот вечные терзания станут верным спутником? Я вряд ли мог бы ответить на этот вопрос, хоть и попал в такую ситуацию. В любом случае человек должен знать свою историю, какова бы она ни была. В моей памяти на данный момент есть теплая дружба, которая обернулась горечью. Есть очень странные любовные отношения, которые тоже закончились – очень странно; если в первом случая я нашел ответы, то во втором многое останется неизвестным. Наверное, я очень тоскливый человек и со мной скучно. Даже мне самому иногда становится невыносимо с самим собой.
Хотел бы я окунуться в эти теплые чувства, что люди называют “Семейная любовь”. Теперь я знаю, что у меня никогда и не было семьи. Я рос в совершенно ненормальной обстановке, соответственно – вырос ненормальным и стал душегубом. Мне не понять, какого это чувствовать нежное касание матери или слышать суровые отцовские наставления. Вместо них лишь какая-то неосознанная тоска на сердце. Сердце – сердце человека способна любить, горевать, сочувствовать, – но мое же сердце стало мне своеобразной гирей для моей души. Оно впитало в себя сотни человеческих душ, которых я погубил, и в нем не осталось места для хороших чувств. Я любил неестественно, смеялся фальшиво и близок мой судный день.
Было холодно. Под ногами скрипел снег, ходить становилось все тяжелее. Странное чувство овладело мной, как будто я уже знал, куда надо идти. Я вдохнул полной грудью, что удивительно – я не стал задыхаться в приступе кашля. Воздух здесь и правда чистый. Всюду белоснежный снег, который отражает свет.
Я увидел развалившийся каменный забор и тропинку, вглядевшись чуть дальше, можно рассмотреть храм. Мое время пришло. Как бы не хотелось убежать, но я должен все принять прямо. Старый храм уже давно себя изжил. Он разваливается, деревянные каркас уже давно начал превращаться в труху и отовсюду сквозит безнадежность. Толкнув рукой дверь, я вошел внутрь. Стены внутри кричали о безвыходности и одиночестве. Внутри зала горели свечи, заполняя пространство теплым и мерцающим светом.
– Здесь очень спокойно, да? – Услышал я голос Захара. Он сидел в конце зала, прямо перед каменной статуей монаха. – Это одно из редчайших мест, где можно наслаждаться одиночеством.
– По-моему наслаждаться одиночеством невозможно, – ответил я.
Подойдя ближе, я сел на единственный стул, который стоял прямо напротив Захара. Он сидел на коврике и выглядел еще более озверевшим. При тусклом освещении его рыжая борода и волосы как будто бы полыхали огнем, а в глазах горел огонь хищника. На нем черный кожаный плащ, такие же перчатки, а низ штанов заправлены внутрь грузных ботинок. По правую сторону от Захара лежал маленький зверек похожий на волка. Я был рад увидеть его, что странно – он тоже.
– Я рад тебя видеть, Аякс, – сказал он, будто прочитав мои мысли.
– Я тоже, – ответил я. – У тебя новый дружок?
Он погладил зверька.
– Да, как-то я застрелил одну волчицу и обнаружил рядом нору, а там это чудо. Я сразу понял, что он такой же, как и я. Потерявший всех, одинокий. А мир жесток.
– Ты всегда охотился один, мог бы взять кого-то с собой. Или тебе нравится быть одному?
– В одиночку мне спокойнее. Когда ты день за днем пробираешься сквозь чащу, преследуя жертву, теряя счет времени, ты сам превращаешься в зверя, прежде, чем ты этого заметишь. Ты забываешь кто ты, где болит и что тебя тревожит. Лесная чаща отлично растворяет обиды и боль. Временами я завидую тебе. Не помнить ничего, было бы хорошо, если бы нашлись силы жить дальше.
– Не говори.
Повисла напряженная тишина. Волчонок зашевелил ушами и прислушался, подняв голову. Но в этой тишине не было ни единого звука, что развеял бы это угнетение. Стены храма создавали внутри совершенно отдельный мир, не похожий на наш, в котором мы проживали. Если подумать, то это был внутренний мир Захара, такой же одинокий и пустой, но внушающий удивительное спокойствие. Хотя в данный момент мой друг внушал мне лишь колючую тревогу.
– Ты наверное размышлял по пути сюда, зачем все это было нужно, – начал он. – Прежде чем я отвечу для чего я играл роль лучшего друга, я хочу спросить у тебя. Теперь, смотря на свои действия со стороны и под другой личностью, скажи мне, как человек может быть настолько жесток? И что движет им, что двигало тобой в то время?! – его голос сорвался на крик, затем он вытащил пистолет и направил его прямо на меня. – Видел бы ты свой взгляд со стороны, Аякс. Холодный и расчетливый зверь все еще сидит внутри тебя. Да, эти глаза не боятся смерти. Твой взгляд скажет о тебе все, но сам твой вид жалок. Ну, что ты скажешь?
Он встал и подошел ко мне, все еще держа в руках пистолет.
– Я не знаю, брат. Я не достоин даже прощения просить.
Лицо загорелось острой болью, и я упал на холодный дощатый пол. В следующий момент Захар замахнулся ногой и повторно въехал мне в нос.
– Как же, сука, досадно! – заорал он и засмеялся истерическим смехом. Затем тихо произнес. – Я сам потихоньку начал сходить с ума за все эти годы. Ты ведь и правда брат мне. Два несчастных брата выясняют прошлые события в Буддийском храме. Прямо как в детективах.
Я не понимал, что все это значит. Какие братья… В следующий момент внутри зашевелился колючий комок. Я сел на пол и посмотрел на Захара.
– Ты все правильно понял, – тихо начал он. – У нас двоих один отец. Твоя мать тебя бросила, а отец затуманенный обидой и горечью отвез тебя в приют. Но ты ведь добрался до них. Это ты убил всю мою семью в прошлом. Дорожное происшествие, в котором погибла моя семья, была подстроена тобой. А моего младшего брата, которого не нашли в останках смятой машины, ты скормил своим собакам… так же как и Лилию. Чертов псих!
Я не знал, что чувствовать. Отчаяние, вина или грусть? Внутри меня перемешались все чувства, образуя разноцветную смесь. Из меня вырвалось лишь тихое:
– Не может быть…
Послышался звон цепей, затем, звякнув, передо мной упали кандалы.
– Вот мои Иконы с тех событии. Освежат ли они твои воспоминания? Этими кандалами ты привязал меня и пытал всю ночь.
– Перестань, пожалуйста…
Я обхватил голову руками, казалось, будто она взорвется в следующий миг.
– Я столько ждал, а ты мне даже внятного ответа дать не можешь, – с разочарованием в голосе сказал он. – Столько ненависти, что можно весь мир затопить, только я уже смог отрастить жабры. Уже смирился что ли…
Он задумчиво закурил и уставился в угол зала.
– Мой отец жалел о том, что бросил тебя. Хотя, что ему мешало за все эти годы забрать тебя обратно, я не знаю. Да успокойся ты, – он достал из кармана маленькую фляжку и поставил передо мной, затем протянул сигарету. Я взял, он закурил новую. – Выпей и сядь нормально. Поговорим… что ж. Как там твоя подружка, Роза вроде, да?
Я курил, превозмогая желание закашлять, Захар был прав: во мне отсутствует страх смерти. Но после второй затяжки туберкулез пересилил меня, и я прогнулся в сильном приступе кашля. Отхаркнул кровь, затем запил ее жидкостью, которую дал Захар, похоже на водку. Еле смог собрать мысли.
– Мы перестали видеться. Наверно, ей скучно со мной.
– Вот как. Я думаю, ей надела твоя неполноценность, а спасать тебя из этой ямы была так себе идея.
– Наверное.
– Не целовать нам больше женских ручонок с потухшим взглядом. Глотни-ка и передай мне. Выпьем за тех, кого с нами нет.
Голову потихоньку заволакивал туман, говорить становилось не в тягость. Вот она – желанная тяжесть мыслей. Я даже начал думать, будто мы, по старой дружбе, сели выпить как раньше. Но так как прежде, уже никогда не будет. Захара тоже накрыла грусть, это было видно по тому, как он смотрел на меня.
– Знаешь, как-то глупо это. Ты ведь стал мне другом за все эти годы, а пустить пулю тебе в лоб при первой встрече мне не хватило духу. Размазня я, которая не способна даже отомстить, – он сделал большой глоток и зажмурился. – Скрылся за пустыми предлогами милосердия и прощения. Как вижу тебя, сразу рушится тот образ отмщения в голове, которым я истощил свой уставший разум. Все эти бесконечные бессонные ночи, когда представлял, как пуля проходит через твою голову, разбрасывая ошметки мозгов и осколки черепа в разные стороны… устал я. И настрадался.
– Убей меня, – произнес я. Умереть прямо здесь и сейчас казалось самым идеальным исходом моей жизни. – Убей не раздумывая, брат. Затем вернись к нормальному образу жизни, отпусти прошлое, заведи семью. Я знаю, из тебя выйдет отличный отец. Забудь про этот срам. Пожалуйста… Проживи свою долгую и счастливую жизнь.
– Не буду я решать чужую жизнь, – он достал монету с кармана. – Выпадет решка – я убью тебя.
Монета со звоном закружилась в воздухе, сверкая от пламени десятков свеч. Интересно, что сейчас делает Роза… А ведь я совсем не представляю куда пойду и что буду делать, если выпадет орел. Монета упала на пол и покатилась в сторону, пройдя немного, накренилась, и упала на один бок.
– Видимо не судьба, – Захар подошел ко мне и положил передо мной фляжку, пачку сигарет и пистолет. – Ухожу я. В лесу буду жить. Нигде больше не чувствую себя как дома. Видимо, мой удел убивать зверей, но они то и самые невинные создания на земле.
Захар положил руку мне на плечо и прошел мимо в сторону выхода.
– Пора мне отпустить прошлое и смириться. Все мы когда-нибудь теряем всех. Все на свете подвластно времени: поэтому уйдем либо мы, либо наши любимые люди. И тебе советую жить дальше. Цезарь, ко мне!
После этих слов волчонок подбежал к Захару, и они покинули храм. А я остался. Я даже не смел слова сказать.
Подобрал оставленный на полу пистолет, он оказался холодным и тяжелым для руки. Сделал большой глоток из фляжки. От дула пистолета во рту отвратительный привкус металла. Зажмурился, нажал на курок. Щелк!
В обойме не было патронов, вынул пистолет со рта, закурил. По щеке медленно покатились слезы.
Мне стало как никогда одиноко и пусто.
Еще почитать:
Герр Фомич, Свинни и трактор
Метеор
Отель «Красный грех»
Проклятая биография — Глава 3
«
»
