Группа разбрелась, часть продолжила веселить гостей в других помещениях, чтобы сохранять маскировку, другая – отправилась тихо грабить богато обставленный дом. Одна из них оказалась в небольшой гардеробной, где хранились выходные наряды семьи Ларуш и несколько одеяний пришедших на их пир друзей.

Люсьен протискивался между шубами и ловкими быстрыми движениями обыскивал их карманы, подкладки и складки, где могли бы быть потайные месте. В перчатках ему было тяжело щупать мех и ему пришлось их снять, чего он не мог сделать со своей маской, было трудно дышать в узком пространстве, и со своим колпаком с бубенцами. Он постоянно слезал на глаза, приходилось отвлекаться и его поправлять, но от маскировки нельзя было избавиться.

— Эй, арлекин, — окликнул его кто-то из группы, — хорошо у тебя получилось, в этот раз. Пьяные графья легко ведутся на твои выходки.

Он никак не отреагировал сначала, уловив задней частью разума обращение, промычал что-то в ответ, лишь бы от него отстали.

— Чего молчишь?

— Оставь его, он важный такой. Думает, он выше нас.

Ему было на них наплевать, он стремился скорее закончить свой участок и выбраться из гардероба, полного неприятных запахов старой кожаной одежды и меховых плащей, за которыми плохо ухаживали.

— Эй, ты! Хоть ответь один раз что-то вразумительное. Босс сказал тебя не трогать. Но ты прямо нарываешься…

Его продолжали отвлекать, но Люсьен нащупал в вороте мужской шубы подкладку, достал ножик и вскрыл ее. Внутри лежал обитый мехом бархатный женский кошелек. Появившеюся мысль, что дамская вещь не должна быть спрятана в чужой одежде, он отогнал. Это уже не его дело, но его трофей. Он сунул находку в один из своих пришитых кармашков под колпаком, что плавно окутывал его плечи и свободно свисал до пояса, закрывая предплечья, и скрывая под собой награбленное.