Он стал бить кулаком по столу и заглядывать в глаза Люсьена, но также резко и успокоился, опять.

— Настали тяжелые времена. Последствия чумы, война, король наш поехал кукухой, сынок его тоже. Голод. Кричат, что это божья кара, покайтесь! А сами занимаются развратом на своих территориях. Что будет с тем, кого сегодня поймали? Не знаю. Может кого-то отпустят, повесят, или сожгут, как еретиков. Им ведь тоже на ком-то сорваться надо. – Вивер вернулся на свое место и сел. – Ты мне нравишься, у тебя золотые руки, хорошее чутье, удача. Но, если ты не с нами, то против нас. Ты понял?

— Понял. – Громко ответил Люсьен и смело взглянул тому в лицо, что озарилось улыбкой.

— Хорошо. Можете идти. Но, только знай, Корбин, ты сегодня принес мало, а мы потеряли людей. Твой долг увеличивается. Тебе все посчитают. И если не будешь успевать к началу весны, придётся твоей сестре более прибыльным делом заняться, чтобы залатать ваши дыры. Ты понял меня?

Не оглядываясь, Люсьен вышел из комнаты за Жаком. Он ожидал от него колкости или упрека, но тот ничего не сказал и быстрым шагом скрылся в одном из туннелей сети нор, что вырыла банда Вивера. Ему как видно скорее хотелось сорвать злость на ком-то, на подвернувшейся девчонке или просто утопить свою гордость и достоинство на дне бутылки, посчитал Люсьен. Сам он покорно прошел в «налоговую», как они называли это небольшое помещение, расположенное под корнями дуба, что удерживали стены.