Но любое сборище субкультурщиков нулевых, всегда будет сборищем субкультурщиков нулевых. Как в романтика не играй, а стройка с пьянкой На пьв останется стройкой с пьянкой диджеев. Парочки будут трахаться по углам , а на утро обнаружат грязь и фекалии на манжетах, дешёвый порошка толкнут из под полы, а остальные напьются в хлам. Элита тусовки с первыми петухами станет тыквой, а потом словно всадники апокалипсиса придут — похмелье, отхода, абстиненция и ее величество Объективная реальность.
И первой предпосылкой к синдрому золушки был крик из дальнего, темного угла стройки. Крик Зюгана.
Слабоумие и отвага, круче меня только сам Бох. Адские полчища Люцифера вырвались из под земли, попутно скорчив самую воинственную гримасу, я ринулся спасать своего друга. Имея опыт многочисленных попоек с Зюганом, я знал, подобный клич означает только одно- Зюган добазарился.
На пьянках драка это нормально. Ну типа, мы же все очень разные. А ещё, большими буквами на дворе нулевые, а мариупольский абориген, он всегда мариупольский абориген. Пока я бежал на крик в голове родились варианты сценария, и все они спустя время сгинули. Ибо, по классификации конфликтов камрад отличился, прессовали его готы. Именно те, с накрашенными ногтями, с черными патлами, те что на кладбище распивают, те что бегают от поклонников русского рэпа. Я ощутил всю прелесть когнитивного диссонанса. Разрыв шаблона перерос в истерику, ожидал я всего, но субъект с отполированными штиблетами на платформе грозно не выглядел. По классике жанра рядом скучковался народ. За спинами орал в микрофон. Решив что шутка лучшая панацея для разрядки, я похлопал нападавшего по плечу, и молвил самое пафосное , что мог изобрести мой, тогдашний, мозг говнаря- : «Слуги Сатаны должны держаться друг друга, мы из Мариуполя!». Его огромный ботинок впечатался мне под колено. А рука отвесила оплепуху. Валяясь рядом с Зюганом я понял что дружба неудачников она такая, неистовая. Зюган в свою очередь орал за анархо-фашизм не поднимаясь с земли, вокруг лежали многочисленные копии альбома на болванках. По обыкновению вмешался женский пол в лице Юлии, и грубая сила в лице Киевлянина, который тоже обалдел от контраста, но обвлдевание выразил путем импульса мыслей, в плечевой сустав, затем в кулак а затем в голову готического юноши. Нас не повели отпаивать глинтвейном. Юлия прибежала через двадцать минут, всучив мне кулон в виде летучей мыши.