Под ногами шуршит земля, прожектор охватил только треть, остальное съела темнота. Коньяк обжигает глотку, я не знаю в чем разница между зига-фолком и традицией, но, мне очень интересно это обсуждать. Из хромированного чайника льется алый глинтвейн, культ алкоголя в моем сознании растет пропорционально восхищению. Взгляд летит по людским массам, все стали одной семьёй, аппаратура гудит. Я хрен его знает как это назвать, но резонирует даже воздух. Больше всего мы напоминаем людской винигрет. И весь ритуализм тусовке придает ее грязь и отрешённость от остального мира. Коммуникабельность зашкаливает, первые звуки эмбиента пронзают воздух.
Тело мое словно лишилось кожи, это сравнимо с крыльями. На смену субкультурному протесту пришло человеколюбие. Презрение мизантропии комнатного толка сменилось жизнелюбием. И оно прёт наружу.Мне нравится футболка одного парня, на ней ядерный взрыв, а ему нравится моя, на ней лев с мечом в руках, финские Impaled Nazarene, обмен сопровождается питием и танцами. Прожектор гаснет темнота и лазерные вихри, массы людей топчут грязь в ритуальных танцах, огонь из бочек и свет на стенах идёт через души и вьется над этим богом забытым местом. Никто и не узнает ,что мы были здесь но мы здесь. И я часть большого кричащего органа чувств отдаю дань неведомым богам космоса, вращаясь в танце.
Ритуальные танцульки длились много часов, отмечу , что сейчас бы я так хрен смог, часы показывали 00.25. До преисподней было далеко, как и до Содома, а бар был близко. Юлия наслаждалась киевским другом. Зюган выпал из поля зрения, неведомый чувак с дредами курил трубку, трубка мне понравилась. Мечты о личном нахождении на другой планете сбылись. Растительный покой каннабиноида уравнял восприятие, сцену занял чувак играющий noise, костры горели ярче. Народ сбивался по компаниям, вокруг баков и бревен, бит и скрежет лились в темноту, а над дырой в крыше светила полная луна. Ее бледный круг дополнял шабаш, казалось в остальном мире есть только странные существа и никаких людей. Отравляющих, осуждающих, злых, все это осталось где-то в мариупольских чертогах…