Сейчас, глядя на Мишу, я понимаю, для чего нужна каска, хотя пуля при столкновении с металлом могла изменить траекторию и превратить голову Мишки в кровавый борщ.
Когда я прибежал сюда за БМП, Мишка уже сидел здесь с этой глупой улыбкой и вытаращенными глазами. Он был без автомата и без одного уха.
Уже здесь с осознанием всего, что происходит, страх куда-то улетучился. Вместо него появилось какое-то возбуждённо торжественное чувство. Я как будто наблюдаю всё со стороны. То чего я боялся больше всего, происходит здесь и сейчас. И это «что-то» совсем рядом. Оно с молчаливой садистской улыбкой зачерпывает горстями горох и швыряет его на броню. Оказывается, что это не так уж и страшно.
Страшнее было, когда мы, будучи мелкими пацанами, залезли в трактор на заброшенной стройке. В какой-то момент пьяный сторож начал швырять кирпичи прямо в кабину. Кирпичи в хлам разбили стёкла и покорёжили стойки. Нам тогда чудом удалось выбраться из кабины и унести ноги от этого психопата.
Ещё страшней было на озере, где мы купались с Бобом. Пляж где мы отдыхали, оказался в чужом районе, и на нас наехала местная гопота. Мы надавали тумаков их авангарду, состоящему из дохлых малолеток, но когда увидели надвигающуюся ватагу здоровых лбов, вынуждены были отступать по воде. Ирония заключалась в том, что на другой стороне озера были уже наши владения, но нас не хотели отпускать просто так. Сначала вскрикнул плывущий впереди меня Боб, и я увидел струю крови текущую по его лбу. Потом вокруг меня послышались всплески. Пацаны забрасывали нас крупным щебнем. Учитывая то, что их было не менее двадцати, а весь берег озера был усыпан щебнем, камни летели в нас градом. Приходилось нырять и долгое время плыть под водой, чтобы не зацепило. В середине озера были камыши, добравшись до которых, мы почувствовали себя в полной безопасности. Но это были не все испытания в этот день. Пришлось ещё час продираться через камышовые заросли, где мы в кровь изодрали себе руки, спины и животы. Но в любом случае всё тогда кончилось хорошо. Хорошо. Потому, что мы остались без одежды, все в синяках и ссадинах, но живые.
