-И передать брошюры нашим друзьям, — хмыкнул Шарль, оживая, — да-да.

-Она попросила их сама! Ты не хотел давать ей письма. И про них они, наверное, не знают.

-Какая разница? – спросил Шарль, удобнее устраиваясь на постели. – Эта девчонка, да, Жером, именно она! – заявилась, сказала, что хочет ехать в Париж, что может передать письма – и черт бы с ней. Я, честно говоря, вообще удивлен, что она доехала до Парижа! Она передала письма, пыталась их предостеречь, упросить уехать…

-А потом пришла к Марату…

-С третьей попытки, — вставил Барбару. – Один раз написала записку, не получила ответа. В другой раз ее выгнала Симона. И только с третьего раза она вошла в его дом.

-Неважно! – теперь отмахнулся уже Петион, — вошла к Марату и всадила в него нож.

-Дважды.

-Да плевать!

-В самом деле?

                Петион примолк. Ему понадобилась минута, чтобы взять себя в руки и продолжить мысль:

-Я даже не буду спрашивать, нет, не буду! Я просто перейду к тому, что хочу сказать. Она заявляла на суде, что действовала одна.

-Да плевать, — в тон Петиону отозвался Шарль. – Марата народ обожал. Ему, знаешь ли, привычно любить чудовищ. Так вот – неважно даже то, что она там сказала. Ее имя связали с нами. Я даже скажу тебе, что это выгодно нашим врагам. Робеспьеру выгодно убийство Марата. Во-первых, он избавляется от опасного союзника и врага в одном лице; во-вторых, теперь народ, взбешенный этим преступлением, готов ответить настоящим террором. Террором по нам!