Барбару подошел к нему, обнял порывисто и крепко, вкладывая в это объятие все то, что не было сказано, но было понятно и без слов. Что слова? Лишь форма! Что она значит, когда говорят души?

-Ну, а та девица, — заметил Петион, высвобождаясь из объятий Шарля и пытаясь скрыть неловкость, — хоть и доставила нам много проблем, была хороша.

-Да? – растерянно и чуть виновато улыбнулся Барбару, — а я…как-то не заметил даже. Лица ее не вспомню, если честно.

-Чего? – Петион даже возмутился. – Чтобы ты, известный сердцеед и ловелас не заметил женщины? Она сама пришла, а ты ее…не заметил?  Кто ты и что ты сделал с моим другом – Шарло?

-Как-то не до этого, — означенный Шарло рассмеялся – весело и также безрассудно, как прежде. – Здесь не Марсель. Здесь не Париж. Здесь выживание. Я и не заметил.

-Не заметил он! – Жером фыркнул, с трудом сдерживая собственный смех. – Что дальше? Дантон кончит хлебать вино? Робеспьер станет проповедовать милосердие и разводить пчел? Не заметил…

                Смех прорвался в словах Петиона и он вынужденно сложился пополам, чтобы не задохнуться от душившего его хохота. Хохотали долго – как раньше, когда все было совсем по-другому.

                Шарль отсмеялся первый и, вытирая проступившие от смеха слезы, сказал серьезно:

-Нам пора идти к нашим друзьям, Жером! Нам пора приниматься к нашей работе.

                Жером посерьезнел. Смех оставил его. За этим смехом он почти забыл, что они на войне.