Наконец старик вожделенно погладил живот – жест у всех рас и народов обозначающий одно – предвкушение гастрономического экстаза. Женщины внесли медный чан метрового диаметра, поставили его на стол и, поклонившись, удалились.

– Будем пробовать, – облизнувшись, пробормотал старик, – знаешь, я ведь только в детстве кушал её. Слишком долго зреют плоды. Следующая будет быстрее, может даже и я застану.

Он протянул Роме простенькую глиняную миску до краев заполненную ещё булькающей густой похлёбкой фиолетового цвета. Пахло чем-то сладковато пряным и весьма аппетитным. Подрагивая от нетерпения, он взялся за ложку, но все же остановился – нельзя такой значимый для человечества момент превращать в простое «попробовал». Приняв максимально сосредоточенный вид, Рома принюхался, впитывая аромат и стараясь мысленно отметить уже знакомые нотки. И вот зачерпнул небольшую порцию похлёбки, аккуратно, одними губами втянул и замер, медленно перекатывая еду во рту.

Ничего. Будто хлебнул синтезированной воды на борту какой-нибудь станции, ну или пожевал ваты. Попробовал ещё раз – эффект тот же. Рома не верил, усиленно стараясь выдавить из рецепторов хоть какую-то реакцию. Недоумение сменилось огорчением, комком, застрявшим в горле. Что теперь он поведает человечеству о сказочной куруту? Кислое разочарование неизбежно отразилось на лице космического туриста.

– Тебе не нравится? – изумился старик, жадно уплетающий свою порцию.