Что бы не погасло... Что бы не погасло... Глава 22

…В сгустившихся сумерках самой середины лета ворота парка сияли огнями так, что Мэри даже прищурилась в восхищении от этого яркого, золотого света. Нерешительно она приблизилась и поразилась еще больше – ворота уже не были теми дурацкими современными конструкциями, выкрашенными в нелепый голубенький цвет. Это были настоящие прекрасные чугунные ворота с изящными литыми украшениями, и наверху каждой створки сидело по чугунному ангелочку, покрытому позолотой и игравшему на рожке. Позолотой же были украшены и сами ворота, цветы на них и звезды. Растерявшись, Мэри разглядывала ворота до тех пор, пока они плавно не открылись перед ней. Ее приветствовали салютом привратники в париках, в голубых с золотом камзолах восемнадцатого века и даже при шпагах. Их было двое, совершенно, казалось, одинаковых, словно, оловянные солдатики. Но вот появился третий, очевидно, старший по должности, да и, как она поняла, приглядевшись, по возрасту тоже. Он поклонился ей, улыбнулся, и его лицо показалось ей странно знакомым. И когда он выпрямился, она поняла, почему – у него не хватало одной руки. Пустой рукав был просунут за широкий золотой кушак камзола.

-Здравствуйте! – тихо проговорила она и улыбнулась.

-Добрый вечер, дорогая леди! Добрый нынче вечер! Только вас все и ждут! – воскликнул старший привратник и широким жестом руки пригласил ее войти.

И сразу же, стоило ей только переступить черту ворот, как повсюду вспыхнул свет — множество фонариков в ветвях деревьев, круглых чаш с огнем на высоких подставках и факелов, окаймлявших огнями дорожки, зажглось одновременно. А вслед зазвучала музыка. Музыка, которая, похоже, и привела ее сюда…

Множество людей вышли ей навстречу, заслоняя собой широкую аллею, ведущую к утонувшему в зелени дому.

Дрожа всем телом, теряясь от волнения и полного непонимания происходящего вокруг, с ней, Мэри остановилась. Что за лица – множество масок! Что за наряды – шелка и бархат, муслин и перья, блестки, кружева! Смешные и страшные, уродливые и прекрасные – вышедшие ей навстречу склонялись в приветствии и пропускали ее, шедшую едва чуя землю под ногами, хрустящий гравий… Пахло духами и свежестью ночи, горящим маслом огней и зеленью самой глубокой тени парка… Мужчины подхватывали ее ладошку и целовали ее, а Мэри смущалась, видя, как едва одеты некоторые дамы, как светятся под прозрачным шелком их обнаженные груди, как слишком уж манящи их улыбки. Но ей, продолжавшей идти по длинной аллее к дому, они улыбались ласково и приветливо.

-Иди!.. Иди же! – слышался шепот вокруг. – Тебя ждут! Очень ждут, девочка с зелеными глазами!.. Иди…

И вот показалась широкая беломраморная лестница, охраняемая двумя вставшими на задние лапы мраморными львами. Выше, через пролет из десяти ступеней, на постаментах, будто живые, сидели друг напротив друга две хорошенькие мраморные феи, игриво, в разных позах поджавшие ножки. Плечи одной осыпали кудри, украшенные венком из лилий. В нежных ручках она держала маленькую арфу. Волнистые волосы другой были убраны в высокую прическу, удерживаемую украшением из роз. Она склонила головку на бок, лукаво улыбалась и протягивала любому, кто поднимался по лестнице правую ручку. Изящно приподняв другую, она держала в ней…барабанные палочки…Следующий пролет заканчивался широкой полукруглой площадкой, посреди которой искрился струями в свете чаш с огнем фонтан. Невысокие струи со всех сторон омывали странную мраморную скульптуру – гордый орел, распахнувший крылья над…растопырившим клешни огромным крабом. Голова орла была увенчана сияющей золотом короной…

Здесь Мэри почувствовала запах роз, огляделась и… они были кругом! Окружая лестницу буйно разросшимися кустами, расползшись по фасаду дома…

-Кажется, этот здоровенный краб выглядит ужасающе… — раздался совсем рядом чей-то голос. – Но, черт возьми, рак выглядел бы и того хуже!

Голос показался очень знакомым, Мэри почувствовала, как замерло ее сердце, и она медленно обернулась, мгновенно позабыв о розовых кустах и миленьких феях.

Он стоял прямо перед ней в белом костюме с красной отделкой, так хорошо знакомом всем, кто видел последние концерты «Королевского Креста». В его руках мягко золотилась желтая роза, он смотрел на нее, а потом поднял на Мэри лишь глаза – лукавый, лучистый взгляд, полный нежности и совершенно искренней радости.

-Этот цветок для тебя, детка!.. Здесь их целая пропасть – дом просто утонул в розах…Но для тебя именно этот цветок, Мэри Ли!.. Ну, что же ты стоишь?! Иди ко мне!!

И Мэри рванулась с места, чувствуя, как заполняют ее глаза слезы, как рвется из горла крик:

-Эдди!!!

Падая в его объятия, она обхватила его руками за талию изо всех сил, прижалась лицом к его горячей груди и разревелась так, что Эдди перепуганно схватил в ладони ее головку и прижался губами к ее макушке.

-Ну, ну! – шептал он. – Да разве же можно так?!.. Не плачь, дорогуша моя! Не плачь так сильно!!..

Казалось, он даже слегка укачивал ее, как малое обиженное дитя.

-Посмотри, как здесь красиво! Розы вот…Хотя, чертовски много их здесь… А фонтан? Видела краба? Страшный, да?

-Не страшный… — всхлипнула Мэри.

-О, заговорила! – улыбнулся Эдди. – А гости! Ты видела этих чудиков? Разоделись в пух и прах, шампанского перепились уже, хохочут… Весело, правда? Тебе нравится?

Он ладонями приподнял ее личико за щеки и заглянул в ее зареванные глаза.

-Посмотри на меня, Мэри Ли! Посмотри и поверь – это я! А ты — это ты, Мэри Ли Палмер! Верь в это!.. Да?

-Я верю, Эдди! – поспешно заверила она, хлюпнув носом, лишь бы только он не оказался разочарован. Впрочем, она сказала правду – она верила. Отбросив все, верила.

А Эдди поцеловал ее в лоб и снова прижал к своей груди.

-Вот и хорошо!.. Вот и славно…

-И ты не ушел? – спросила она дрожащим, трепещущим, как огни на ветерке, голосом. – Ты ведь не ушел??

-Ушел…

Эдди слегка отстранился от нее, держа за плечи и глядя прямо в ее взгляд.

-Ушел, Мэри Ли…Так же, как ушла ты… Но разве ты ушла? Разве ты оставила Ричмонда?

-Нет… — вырвалось из нее. – Нет! Никогда!

Эдди улыбнулся.

-Вот видишь… Нельзя уйти насовсем от тех, кого любишь. Просто мне не к кому было вернуться… Но это и неважно! Если уж кто-то помнит меня, я где-то рядом! Да-да!

Мэри невольно улыбнулась.

-Во-от, уже лучше! – Эдди сунул ей в руки ее розу, поцеловал в щеку и обнял за плечи. – А теперь пойдем, я покажу тебе дом!.. Не бог весть, что такое – просто куча разных комнат, набитых всяческими безделушками… Но и тебе здесь найдется, на что посмотреть. Именно так, Мэри Ли!

И они медленно пошли вверх по нескольким ступенькам к широко распахнутым стеклянным дверям дома, в которые входили и выходили гости. Они шумели, смеялись, пели и переговаривались, обнимаясь, толкаясь и пританцовывая. Хлопали Эдди по плечу, с приветственными улыбками глядели на Мэри, а кто-то в пышном парике серебряных волос и ярком выразительном гриме даже рассмеялся, ласково потрепав Мэри по щеке, и воскликнул:

-Я вижу, ты дождался ее в гости!.. Славненькая такая принцесса!

Его лицо, не спрятанное под маску, казалось Мэри знакомым так же, как казались знакомыми и некоторые другие лица. Но задуматься об этом не было никакой возможности – так красив оказался дом, так удивительно очарователен!

-Но где же Ричмонд, Эдди? Где Брэндон и Джим? Их… нет среди гостей?

Эдди остановился, глядя на танцующее и шумное общество в огромном холле, остановил официанта в белоснежном фраке и взял с подноса два бокала с шампанским. Один подал ей.

-Выпей, Мэри Ли! Это очень хорошее шампанское… Пей, пей!

Мэри попробовала холодное вино, выпила несколько глотков.

-Ну, как? Нравится?

-Да! Прекрасное вино!.. Но ты…

Эдди внимательно, даже пристально поглядел ей в глаза, а потом рассмеялся.

-Надо же ведь! Даже здесь, на шикарной вечеринке, которую я закатил ради тебя одной, Ли, ты спрашиваешь о Ричи!

-О… — растерялась Мэри, страшно испугавшись расстроить Эдди. – Прости! Я ужасно бестактна!.. Ведь я попала к тебе! Я чувствую твои руки, Эдди! Вероятно, одна из немногих живущих, кому так повезло…

-Ты – единственная, Мэри Ли, — прервал ее Эдди. – Больше никому не довелось. Хотя просили, умоляли, плакали многие. Очень многие, Мэри Ли!.. Послушай меня!

Эдди сунул оба пустых бокала на поднос другого пробегавшего официанта и схватил ее за обе руки.

-Послушай, Мэри Ли!.. Ты спросила о Ричмонде… а заодно о Брэндоне и Джиме… Иногда мне кажется, что я видел их здесь. Или не здесь… Мне трудно это сказать. Они часто вспоминают обо мне, они страшно горевали, когда я ушел, и всем сердцем надеются, что я где-то рядом с ними. Я же плачу и подхожу к ним настолько близко, насколько это возможно… Это невыносимо, Мэри Ли! Страшны слезы потерявших, их боль и тоска! Но я ничего не могу поделать. Ничего… Я не подойду и не поглажу по голове, я не шепну ничего на ухо, не коснусь губами лба или щеки. Я лишь вижу их, слышу их голоса, понимаю, что до сих пор они ценят меня, скучают по мне, по лучшим дням нашей жизни, когда мы были полны сил, надежд, радости, не смотря ни на что… Я и сам здесь бываю не часто. И лишь потому, что в моей памяти, в моем сердце живет до сих пор тот август в парке, статуи, рассвет, мальчик со свирелью и… твоя любовь ко мне, Мэри Ли! Поэтому и ты сейчас здесь…Но ты уйдешь, а я останусь, не известно, как надолго. Может быть, навсегда… И я не уверен, что хочу возвращаться и снова проживать жизнь, с которой не смогу справиться. А вот ты, дорогуша… Ты так неизмеримо, так отчаянно любишь Ричмонда, ты так рвалась к нему всеми силами своей души, что тебя вернули почти сразу!.. Иногда я думаю о том, как бы сложилась моя, наша жизнь, если бы я тогда отдал себя тебе…

Мэри замерла, мгновенно вспомнив, как сильно любила его, как тянулась, подобно подсолнуху к солнцу, к этому удивительному парню, как плакала о нем…

-И… что же ты думаешь об этом? – тихо спросила она.

-У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Наверное, все было бы по-другому… Возможно, я остался бы жить и чувствовал бы себя много счастливее…Я решил тогда, что не получится. Да, я уверен, что ты любила бы меня куда больше всех тех, что потом клялись мне в любви! Но… вот смог бы я сделать счастливой тебя или вообще кого бы то ни было?

Она открыла было рот, но он провел по ее губам кончиком пальца.

-Тише, Мэри Ли, не надо! Я знаю, что ты хотела бы возразить мне!.. Наверное, я неплохой человек, я добр, страшно великодушен и щедр, я бросаюсь в любовь, как в омут – с головой! А потом…потом я начинаю понимать, что так нельзя, что есть работа, есть то, ради чего я, собственно, живу. И начинается очень болезненный разрыв между моим делом и любовью, и ни то, ни другое я не в силах предпочесть. Разве же это жизнь?! Это боль, это нервы, это досада на самого себя и на того, ради кого я готов на все!.. Это все равно, что идти по лезвию ножа между реальностью, где близкие люди, о которых я должен заботиться, работа, выматывающие турне, после которых я, как зажеванная и затоптанная жвачка, работа в студии, отнимающая кучу сил только лишь на споры и выяснения отношений, и моим миром, теми нитями, что связывают меня с чем-то необъяснимым, что наполняет мою душу, что делает меня тем, кто я есть, а не тем, кем я порой вынужден быть. Хотя, и тогда это тоже я… Понимаешь? Я всякий, я разный, но я хотел бы быть в каждом лице тогда, когда мне хочется, а не тогда, когда меня хватают за задницу… Нет, Мэри Ли, как бы я ни верил в твою любовь тогда, как бы моя душа ни тянулась к тебе, я… я попросту отдал тебя Ричмонду. И это было, вероятно, самое правильное решение за всю мою жизнь! Я увидел ваше счастье, с радостью, совершенно искренней радостью осознавая, что в этом моя заслуга, что я – тот волшебник, что сделал вас счастливыми…

-А сам остался один до конца?! – вскричала Мэри, не выдержав.

-Один? – Эдди усмехнулся. – Да, я без конца жаловался на одиночество! Но вот был ли я одинок?.. У меня были лучшие в мире друзья, лучшая в мире группа и любовь, пусть и отвергнутая мною, самой лучшей девчонки в этом мире!

Эдди обнял Мэри.

-Разве этого мало?.. Но пойдем, пойдем!…

-Подожди!.. Погоди, Эдди! – Мэри схватила его за локоть, и он остановился, глянул на нее.

-Что?

-Но почему ты решил, что Ричмонд, прирожденная «звезда» с прекрасным, редким голосом, который так любил вечеринки, разъезды, быть в центре внимания и ощущать свое влияние среди вас, свою значимость, который тоже хотел творить и творил, почему ты решил, что с ним у нас получится? Почему, Эдди??

Эдди вздохнул.

-Ты так уверена, что после своего ухода я узнал то, чего не знают другие, еще не переступившие черту? Или мой талант имеет довесок в виде особой мудрости и прозорливости? Или ты считаешь, что я с облегчением сбагрил тебя Ричи просто потому, что так было удобно для меня, а уж как получилось, так и получилось? А, Мэри?

И она снова почувствовала себя сморозившей ужасную глупость. Потупилась и слезы выступили у нее на глазах.

-Э-э!. Мэри Ли!!

Эдди схватил ее за подбородок и поднял ее личико к своим глазам.

-Вот только не реви теперь!.. Я ни в чем тебя не обвиняю и я отвечу на твой вопрос… Хотя, мне и не очень ясно, почему ты его задаешь. Ты еще сомневаешься в Ричмонде? Даже сейчас?! После всего, что было между вами тогда? После всего, что ты увидела, оставив его одного? После того, каким почувствовала его теперь? Не может быть, Ли??

-Я не сомневаюсь, Эдди! НЕТ!! – выкрикнула она. – Только не в нем!.. Я дура, я знаю… Но мне так хотелось узнать от тебя, как… как так случилось, что он, любимчик женщин, невообразимый красавчик, выбрал меня, и ты…нет, не отдал, не сбагрил, а доверил меня ему?

И тогда Эдди расхохотался.

-Да-а, женщины остаются женщинами! Даже сейчас тебе хочется комплиментов от меня!.. Ладно, если хочешь…Я ведь тогда сразу заметил, как он рассматривает тебя. Упялится своими глазищами и, будто, не слышит и не видит ничего вокруг! А потом мгновенно делает вид, что ничего не происходит, что у него мысль посреди лба застряла, и что ты – это только ты…Это прокатило для Брэндона, который и не вылезал из своих идей и гитары, для Джима, занимавшегося всеми необходимостями в группе, для тебя, в свою очередь, с меня не сводившей глаз. Но только не для меня! Я видел, как он мучается твоим неистребимым вниманием к моей беспримерной личности, как он заливает ликером, а потом водкой свои несбыточные мечты, как он упорно осваивает гитару, поливая ее трехэтажным матом, а потом сочиняет на ней еще примитивные, но очень чувственные и трогательные баллады. Думаешь, как появились его «Скоростные машины», из-за которых он мне тогда всю плешь проел, запершись в шкафу, только что бы мы отправили эту песню на вторую сторону сингла? Это он всем «очки втирал» — вся его любовь только в машинах!! Как же!! А сам сидел вечерами и нюни распускал, запихав глаза в чашку с кофе или в куст сирени. Оглянется, а глаза влажные, и тут же тереть их начинает, будто от сигареты дым попал…Ему было страшно, Мэри Ли! Страшно пытаться отбить тебя у меня – он же думал о том, что я – его друг, а ты выбрала меня!.. Повторюсь, милая, я очень тебя любил! И думаю, ты это знала. Любил, как родное, самое близкое существо, которое хочется прижать к груди и защищать от всех бед на свете, которое душа требует баловать и обожать. Но… я знал, что сорвусь, знал, что тебе будет больно, что ты захочешь постоянно быть со мной, чего я не смог бы тебе обещать по множеству причин… Ты же помнишь – мы говорили с тобой об этом, и я уверен, что ты тогда все поняла. Ведь так? Мэри Ли, это так??

-Да, Эдди… — прошептала Мэри, держась за его ладонь. – Это так…Но что же Ричмонд?

-Я лишь только увидел его физиономию после вашей первой ночи, и все понял! – улыбнулся Эдди. – Он был счастлив. Так счастлив, как редко, кому доводится в этой жизни! И не потому, что везение его такое получить самый лучший в мире приз, хотя, ты достойна сильнейшего обожания, Ли. А потому, что этот человек… Ричмонд знал, чего он хотел, он ждал этого долго и упорно, уверенный, что ты – его жизнь. Не талант его, не возможности, не группа, а ты, Ли! И пока была ты, он сиял такой звездой, что даже мне не удавалось. Жаль, длилось это недолго… Его талант не пропал, он продолжал писать свои песни, оттачивать мастерство, но мне порой думалось, что делает это он лишь… ради тебя, уверенный, что ты видишь его и гордишься им…Теперь можешь плакать, маленькая Ли Палмер. Плакать от счастья. Потому что, Ричмонд с тобой и никуда не денется. Потому что, ты его любишь больше этой жизни и просто взрываешься от этой любви каждый раз, когда он смотрит на тебя, когда обнимает тебя, и ты чувствуешь его поцелуй. Потому что, я тоже с тобой, хотя… делать мне больше нечего, можно подумать!

И тут Эдди расхохотался, глядя на то, какой обескураженной выглядела Мэри после его выпада. А она поглядела на него пару секунд вот так, а потом тоже рассмеялась.

-Ну, теперь идем, все-таки?

Эдди дернул ее за руку, и они пошли по длинным коридорам и лестницам, галереям и проходным комнатам, и этому всему, казалось, и конца нет. И всюду такая красота, такое разнообразие убранства, что Мэри молчала, пораженная, не замечая даже, что гостей и след простыл, а музыка стихла, и они идут в полной тишине, слыша лишь звук собственных шагов.

-Тебе нравится? – спросил Эдди, окидывая взглядом то, что они проходили.

-Да, очень! – невольно прошептала она, будто голос ее мог что-то нарушить в этом замершем вдруг мире. – Но странно все как-то…

-А то, что ты разговариваешь со мной, шлепаешь рядом – это не странно?! – усмехнулся Эдди, но только еще сильнее сжал ее руку. – Но тебе, наверное, очень хочется знать, куда же мы все-таки, идем?

Мэри помолчала, а следом ответила несколько нерешительно:

-Я не уверена, но, кажется, знаю… Возможно, именно здесь находится…

-Что? – улыбнулся Эдди.

-Сначала приведи меня, куда вел! – улыбнулась она в ответ. – А то надоело мне чувствовать себя дурочкой!
-А ты не изменилась вот нисколько! Тогда тоже все помалкивала больше, уверенная, что ни ступить, ни молвить не умеешь, по сравнению с нами… Ну, да, мы все такие образованные, заканчивали учебу, песни писали, знали кучу всего интересного, а ты так, на остановке нашлась, выгнанная из ресторана, да?.. Достаточно, Мэри Ли! Время стеснений давно прошло! Ты доказала, что более всех, наверное, достойна находиться рядом с нами… Жаль, что я всю свою жизнь часто оказывался куда большим дураком, чем ты себя чувствовала дурочкой! Я окружил себя целой толпой людей – одни работали со мной, другие работали на меня, третьи служили мне, а скорее, прислуживали… Четвертые торчали рядом со мной ради моих денег, лучей моей славы и многого-многого другого. Я так боялся одиночества! Мне хотелось поговорить, услышать чье-то мнение по тому или иному вопросу, и редкий раз я мог получить в ответ что-то, действительно, достойное внимания. И дело ведь не осведомленности человека, его эрудиции и образованности! Мне нужна была искренность… Мне нужна была преданность. Но не такая, когда тебе в рот смотрят и сияют до ушей, что бы ты ни сказал! А что бы… Но ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты тоже слушала меня, раскрыв рот, но в твоих глазах, помимо восторга я видел искреннюю заинтересованность в моих словах. Ты именно, слушала меня и слышала! Хоть и не находила тогда смелости высказать свое мнение, которое, впрочем, я читал в твоих удивительных глазках… Но да мы пришли уже.

Эдди распахнул очередную дверь и, едва ли, не втолкнул Мэри в комнату. А она зашла и в первое мгновение не поняла, почему Эдди привел ее именно сюда. Но приглядевшись, застыла от того, что… так и знала, чувствовала, куда Эдди вел ее – прямо посреди комнаты, окруженный креслами, пуфиками, просто наваленными на пол пухлыми подушками в бархате и атласе, стоял стол, накрытый вязаной скатертью, на котором… Мэри увидела бокалы с недопитым шампанским, блюдо с разрезанными апельсинами, ванильное печенье в хрустале, пузатую вазу с пышным букетом красных пионов, уже ронявших лепестки, казавшиеся на светлой скатерти пятнами крови…А у окна, едва задернутого парчой – большой диван в цветастом шелке с пухлыми валиками и кучей подушек…

-Ты нарисовала это, чем ввела Ричмонда в состояние суеверного ужаса и… страшной горечи… — произнес Эдди, проходя в комнату и дотрагиваясь кончиками пальцев до стола.

-Ты научил меня? – она посмотрела ему в глаза, но Эдди лишь улыбнулся.

-Разве это важно?!.. Мне жаль Ричи, но его следовало встряхнуть!.. Удивительный парень!.. Искренний, порой просто слишком прямолинейный, жесткий. «Звезда»… Но почти никто не знал, каков он на самом деле. После твоей гибели он…сердце его было разбито… Идиотская фраза, избитая! Но на него страшно было смотреть. И вот тогда он стал меняться, становясь таким, каким его знают теперь – обаятельный, ироничный, порой слишком острый, талантливый и очень сильный. Он, Мэри Ли, мог то, чего не мог я и никто из нас четверых. Он сумел любить наперекор смерти. Я же обычно трогательно страдал, писал ошеломительные песни, а потом находил утешение в следующих объятиях… Может, и не стоит о себе так, — Эдди рассмеялся и провел ладонью по воздуху над валиком дивана. – Но… вот она, его тогдашняя мечта! И ты не можешь не почувствовать здесь всю силу, нежность, чувственность его страсти к тебе!

Мэри замерла так, будто ее в грудь толкнули, в глазах ее потемнело, и тут же, сразу, шепот Ричмонда. Слов не разобрать, но и не нужны они! Его дыхание, срывающееся, горячее! Слезы его, стекавшие на ее щеки! Губы его, нежные, еле сдерживающие страсть… И стон его в глухой тьме ночи. Отчаянный, на грани рыдания, на грани надежды, готовой в кровь о земь… Так он любил ее тогда, готовый на все, кроме предательства друга! Так он любит ее сейчас, разбив свое неверие вдребезги, только бы быть с ней…

-Господи… — прошептала Мэри. – Господи, Ричмонд… Мой Ричи…

И открыла глаза. Она лежала на том самом диване, и ладошка ее покоилась на валике дивана…Эдди сидел рядом, улыбался, глядя на нее, и глаза его блестели.

-Удивительно, черт возьми! Это так удивительно, Ли… На-ка, выпей!

И он подал ей бокал с шампанским. Она села и выпила его весь, залпом.

-Я потеряла сознание? – спросила она, вставая и ставя пустой бокал на стол.

-Ну-у, если здесь это можно так назвать…Но пора дальше. Мне пора, маленькая Ли.

-То есть, как?! – невольно выскочило из нее. – Уже??

-А ты хочешь остаться со мной навсегда? — Эдди улыбался, но в его глазах мелькнула тень. — Хочешь?

Она молчала, потупив взор и подумав на мгновение о тех многих, очень многих людях, готовых на это в любой момент.

-Можешь молчать, сколько влезет, дорогуша, но глупость останется глупостью – эта участь не для тебя. Я бы не позволил тебе. Твое место рядом с Ричмондом, и ты это знаешь, ты готова отказаться от моего вечного общества, и это не секрет для нас обоих. Но я чертовски рад, что ты сейчас здесь!

Эдди обернулся так, будто его кто-то позвал, закрыл глаза, помолчал несколько мгновений, а потом посмотрел на Мэри.

-Чувствуешь? Ты чувствуешь, Ли?? Только не спрашивай – что! Просто почувствуй!

И она послушно вдохнула воздух, глядя Эдди в глаза. Запах! Удивительный, навсегда запомнившийся аромат, несший намек на «последнюю» ноту очень редких духов, ласковых поцелуев и ожидания. Ожидания рассвета в прохладном, становящемся розовым тумане старого парка со спящими статуями и уставшими после ночного веселья догорающими факелами…

Эдди вывел ее в парк. С той стороны дома, где было безлюдно и тихо. Звуки праздника еле доносились сюда, в эти тенистые аллеи. И Мэри, наконец, увидела его таким, каким он был когда-то, этот старый, странный парк. Был, когда все начиналось, когда сюда впервые прилетела птица с лазурными крыльями и спела свою такую короткую и такую пронзительную для сердца песню. Аккуратные дорожки, усыпанные гравием, постриженные кусты, статуи…

-А где же… — начала было Мэри.

Но Эдди только легонько сжал ее ладонь, продолжая вести за собой.

-Вот он! – прошептал он, выводя ее вперед себя.

И она с заболевшими вдруг от выступивших слез глазами увидела фонтан. Нежно звенящие в ночном воздухе струи, падая с легким плеском в наполненную прозрачной водой мраморную чашу, омывали белую статую мальчика, будто, по-детски небрежно лишь присевшего на свой постамент. Милый мальчик! Теперь он был цел, он блестел в струях воды и ее слезах, обе его ручки держали тоненькую свирель, а спущенная вниз ножка купалась в переливавшейся золотом факелов и лунным серебром воде. И тут она услышала. Да, да, сомнений не было, и Эдди своей улыбкой подтверждал это – Мэри услышала эту мелодию! Может быть, ту самую, что принесли синие крылья и ту, что услышал молоденький Эдди в то далекое туманное утро долгого, радостного летнего дня.

-Теперь ты слышишь? – спросил Эдди, и его трепетный, мягкий голос лился в самое ее сердце вместе с пронзительной нежностью свирели.

-Слышу, — прошептала она. – Теперь слышу… Только мне кажется, что я слышала ее всегда. Сердце мое слышало… Нам пора прощаться? Да?

-Да, — ответил Эдди. – Только не прощаться и не расставаться! Я просто скажу тебе – до свидания. И все. Разве мы можем расстаться?!

-Но могу я спросить у тебя?

-Можешь, Ли. Вот только стоит ли? А?.. Я останусь, а ты вернешься, потому что, тебе есть к кому возвращаться… То есть, я знаю, как любила и любит меня мама, как тоскует по мне Мэган, как преданно помнят меня друзья и все остальные люди, кому пришлась по душе моя музыка и мои выходки, мой голос и вся моя жизнь…Но так рваться, как ты рвалась к Ричмонду, мне не к кому. И только любовь, подобная твоей, может свернуть горы, повернуть назад время, попрать смерть. Только такая, Ли!

И он снова сжал ее в объятиях. Она подняла голову и увидела даже в глубоком сумраке ночи его глаза. Они улыбались и снова блестели слезами. Только это не были горькие слезы. Это были слезы большого, золотого сердца, которое радовалось и любило, восхищалось и надеялось, как всегда, через край!

Его губы коснулись ее губ, прижались к ним и на несколько мгновений перед ней, утонувшей в его поцелуе, мелькнув, исчез и парк, и фонтан, и мальчик. Мэри увидела маленькую гостиную, косые лучи летнего заката, красный торшер и чудные раскрашенные цветы в высокой вазе. Она знала, это поцелуй самого нежного чувства и самой чистой души на свете. Тогда знала, много лет назад. Знала и теперь. Она вернулась, а он будет ждать, всегда будет ждать и ее, и всех тех, кого любил на этой земле, здесь, где рассвет всегда занимается над нежной зеленью высокой травы, где укрытые туманом, спят статуи, мальчик со своей свирелью и Любовь. Каждый день она просыпается, что бы вернуться в большой город, в этот странный шумный мир, где ее не все и не очень ждут. Но она будет возвращаться все равно… Все равно…

…Гладь небольшого озера, берега которого теряются во мраке и тени деревьев. Самая даль парка и туман, опускающийся в предрассветных сумерках. У берега мостки и длинная лодка, похожая на гондолу. Лодочник уже на месте, скрытый с ног до головы долгополым плащом с широким капюшоном. …Второй привратник! – догадалась Мэри. Значит…

-Мне пора, — сказал Эдди. – Только не плачь! Ради Бога, не плачь!

Наверное, он увидел ее глаза, ее невольные слезы, которые она ни за что не смогла бы сдержать.

-Ты же знаешь, я всегда, я навсегда рядом. Навсегда!.. Да, всему в этом мире когда-нибудь приходит конец. Но только не тому, что рождено от Любви, что создано с сердцем, что душа держит обеими руками. Поэтому ты не должна плакать. Все, что ты любишь, с тобой, где бы ты ни была. Слышишь? Что бы ни случилось! Только… Только гори ясно, люби сильно и верь, как бы ни было грустно и больно!.. Ты умеешь и я очень, очень люблю тебя, детка!..

В последний раз обняв ее и ласково, так ласково, что сердце зашлось, чмокнув ее в уголок губ, он ступил в лодку и та бесшумно – даже плеска весел о воду не услыхать – поплыла, заскользила, удаляясь в туман…

Отъезд в Москву пришлось перенести на следующий день.

Провожая Мэри в аэропорту, Ричмонд обнял ее и сказал, глядя на Кайла.

-Береги ее, как зеницу ока!.. – А зарывшись лицом в ее волосы тихо прошептал ей одной. – Поклянись, что с тобой больше никогда ничего не случится!

-Никогда!.. Клянусь!.. – шептала она, обнимая его и проклиная в душе необходимость уезжать от него.

Отца она любила. Ей только было неимоверно жаль, что тот болен и не может приехать сюда сам…

Глава 22