Прошло почти два месяца. В Лондон проник, сначала незаметно, потом все ярче и явственнее золотой, сладкий октябрь. Воздух наполнился терпким ароматом желтеющей, сохнущей, но еще крепко державшейся на ветвях листвы. Последний, самый яркий и незабываемый, настоящий финальный залп из всех орудий уходящей в зимний сон природы. Но сумерки над этим городом продолжали быть на диво сиреневыми! Только стали они гуще, загадочней…
Мэри оставалась в Лондоне лишь по причине того, что одно из известных лондонских издательств приняло в работу ее акварели. Во всяком случае, лишь эта причина могла оправдать ее жизнь здесь, ее ожидание и тайную надежду увидеть Ричмонда, не потерять на совсем… Мэри непосредственно контактировала с главным редактором отдела иллюстрированных изданий о живописи, который и дал появлению красочного альбома «зеленый свет». Хороший знакомый Джима, этот мистер Риверс совершенно искренне восхитился работами Мэри, высказав заодно предложение пригласить известного в Лондоне живописца, так же работающего с акварелью, что бы он написал свой небольшой отзыв в отношении художественной стороны рисунков Мэри. От музыкантов «Королевского Креста» Риверс потребовал высказать свое мнение о творчестве Мэри, как от персонажей большинства ее картин. «Высказываться» пришлось Брэндону и Джиму, так как Ричмонд Толларк исчез из Лондона в неизвестном направлении. Так сказал Кайл, пытаясь хотя бы, своей мягкой улыбкой поддержать Мэри, чьи глаза немедленно потемнели, взгляд опустился при его словах.
-Но вы не уедете пока, Мэри?! – спросил он, схватив ее ладонь. – Ведь нет?!
Все собрались в редакции мистера Риверса, и тот сидел за своим огромным столом, молча глядя на всех поверх своих страшно старомодных очков в металлической оправе, дужки от которой, обычно аккуратно заправляли за уши.
Брэндон с удивлением поглядел на парня. А тот и не заметил его взгляда.
-Но ведь задуманный альбом еще не издан, Кайл! – попыталась улыбнуться Мэри. – А значит, я буду торчать в Лондоне и, надеюсь, не очень вам всем надоем…
-Ну, нам-то, мисс Мэри, вы очень даже нужны! – вклинился Риверс. — Наш художник, мистер Бердинацци, вот-вот появится, и нам с вами придется очень многое обсудить.
-Бердинацци? – удивился Джим. – Он итальянец?
-Да-а-а…похоже, так оно и есть. Я, правда, не очень в курсе, но слышал, кровей у этого типа намешано в сосудах более, чем достаточно! А вот отец был итальянцем, как и дед…Кажется, так… Но художник в Лондоне очень модный! Не слышали? Нет?..
В ответ Риверс получил минуту молчания, откашлялся и достал из кипы журналов на своем столе довольно плотное издание и протянул Мэри.
-Вот, взгляните!.. Этот журнал каждый месяц кормит публику различными культурными новостями столицы, отчетами о выставках, аукционах, спектаклях, показах мод даже… Там, на третьей странице, кажется…
Мэри полистала и нашла четыре репродукции картин Джереми Бердинацци, чья выставка планировалась в Лондоне к Рождеству… Свет! Много света и удивительная прозрачность пейзажей Бердинацци натурально удивляла взгляд! Очень смелая, местами даже небрежная техника, но солнце… Оно, буквально, светило с акварелей мастера, слепило и даже, словно бы, согревало…На улочке старинного арабского городка с домами цвета песка, на полуденном пруду, заросшем тростником, на морском прибое, швырявшем прозрачные волны на громоздкие, острые валуны, завалившие берег непреодолимыми грудами…
-Прекрасно! – прошептала Мэри в искреннем восхищении. – Это прекрасно!..
-Я слышу в вашем голосе настоящее чувство, дорогая леди!
Мэри подняла голову и увидела прямо перед собой темноволосого человека с резковатыми, но по-своему красивыми чертами лица, главным на котором являлись глаза. Очень темные, живые, проницательные, как буравчики, но не злые, нет! Скорее, умные и пристальные.
-Добрый день, господа! Джереми Бердинацци к вашим услугам! – художник улыбнулся, и его улыбка оказалась совершенно обворожительной!
Мужчины пожали ему руку, а ладошку Мэри он поцеловал, заглянув ей в глаза и улыбнувшись как-то заговорщически.
-Так вам понравились мои акварели, мисс Мэри? Правда? – Бердинацци уселся на предложенный стул и… как-то сразу воцарился в комнате, оттеснив знаменитых музыкантов и, собственно, хозяина кабинета.
-Правда, сэр. Очень!.. Свет. Так много света! И так мастерски! Кажется, что в пасмурный день, в темной комнате ваши рисунки будут светиться сами собой…
-Мило… — пробормотал Бердинацци. – Очень мило сказано!.. Но, что же, я пришел посмотреть ваши работы. Мне сказали, что они хороши… Вы сами тоже так думаете?
Мэри улыбнулась.
-А знаете, думаю!
-И это хорошо, Мэри. Это очень хорошо!.. Беда художников и творцов вообще в том, что они пытаются добиться совершенства, которого нет. Вы должны знать об этом, если вы – художник. И мне думается… вернее, интуитивно, я чувствую, что при написании картины, например, есть такой момент, когда ты просто четко осознаешь – ВСЁ! Она написана! И любые дальнейшие старания – не просто пустое, но могут и навредить… Но это такой короткий, настолько неуловимый миг, что многие его не замечают, пропускают. И если вам нравятся ваши работы, стало быть, вы поймали его! Понимаете меня, Мэри?
-Я понимаю, о чем вы, но я… Это не моя история. Я писала и заканчивала все очень быстро. Так быстро, как мало, кто пишет, наверное. Самое большее – написание одной акварели занимало ночь. Одну ночь.
Бердинацци поднял брови и покачал головой.
-Вот как… Но акварели и пишутся быстро. Это нюанс техники акварели. Ну, то есть, исправить что-то можно, но это не маслом по холсту. Это вода, и когда рисунок высыхает, исправлять поздно. Можно, конечно, размочить заново. Только это бумага, она стирается, портится… Акварель – это миг, это воздух или вода, это свет…И все же, вы удивили меня, Мэри…
Бердинацци вынул из внутреннего кармана бархатной куртки обширного, свободного покроя трубку и табакерку. Закурил в полном молчании, повисшем в кабинете – всем было очень интересно узнать, чем же Мэри удивила художника, который еще даже не видел ее рисунков.
-Я так понимаю, — медленно произнес Бердинацци, — что само рождение и написание этих ваших акварелей стало для вас сюрпризом, верно? Вы – не художник, вы стали им по какой-то загадочной причине?
-Неужели вы сталкивались с такими случаями?! – воскликнула Мэри.
Бердинацци внимательно и очень пристально поглядел ей в лицо.
-Вы напуганы, хоть и стараетесь улыбаться… А человека больше всего пугает неизвестность и непонимание чего-либо. Вам что-то очень не ясно в вашей работе, в вашем творчестве… Вы писали с натуры? Или по памяти? Или… возможно, ни то и ни другое? Хотя, что же мы гадаем?! Давайте посмотрим ваши рисунки!
Кайл молча, быстро и услужливо, просто на зависть любому лакею знатного дома, подал Бердинацци папку с акварелями Мэри, которую забрал у отца, когда тот еще был в Лондоне, что бы передать в издательство. А когда забирал — показалось ему или нет — Ричмонд… он, словно бы, не хотел их отдавать…
Бердинацци аккуратно разложил папку на столе Риверса и вынул рисунки.
Казалось, молчание в комнате, прерываемое лишь легким шуршанием бумаги, стало бесконечным. Бердинацци смотрел и смотрел, откладывал просмотренные, а потом вновь к ним возвращался. Мэри молчала в ожидании его вопросов или замечаний, но пауза все затягивалась, и ей, то ли от волнения, то ли от духоты в комнате, стало нехорошо.
-Мистер Риверс! – тихонько прошептала она. – У вас не найдется немного воды?
-А?.. Да… да, конечно! – Риверс немедленно оторвал взгляд от мистера художника, кажется, слегка растерялся, но быстро заметил на подоконнике поднос с графином, полным воды, и парой стаканов.
Вода оказалась почти теплой, но так хотелось пить, что Мэри с удовольствием выпила целый стакан. Ей показалось, что стало лучше, но внезапно накатила тошнота, и Мэри перепугалась. Это заметил Кайл.
-Что, Мэри? Тебе нехорошо?.. – не так давно они с Мэри взяли и перешли на «ты», не сговариваясь. — Простите, господа, но мисс Бероевой, кажется, не по себе. Вы позволите раскрыть окно? Здесь страшно душно!
Сидевший у окна Брэндон, распахнул его, и Мэри с наслаждением вдохнула свежего осеннего воздуха, наполненного горечью и… сладостью одновременно.
-Здесь кто-нибудь ел апельсины? – внезапно спросил Бердинацци. – Совсем недавно?.. Или… печенье? Знаете, ванильное такое… Нет?
Риверс растерянно покрутил головой.
-Нет, мистер Бердинацци… Кажется, нет…
-А я бы сейчас съела апельсин!.. – пробормотала Мэри.
-Но если здесь никто не ел апельсинов…- задумчиво произнес Бердинацци. – Как это удивительно!.. Я слышал о подобных вещах, но такие упоминания являлись скорее, легендами, сказками…
-О чем вы, сэр? – настороженно поинтересовался Кайл.
Мэри почти не слушала, прикрыв глаза и молясь, что бы тошнота не возвращалась. Но кажется, ей действительно, полегчало, и когда она открыла глаза, немедленно натолкнулась на пронзительный взгляд Бердинацци.
-Что?.. Что вы так смотрите на меня? – удивилась она.
-Простите меня, мисс, но я хотел бы знать – эти рисунки…вот этот натюрморт, например, его вы писали с натуры? Или выдумали? А?
И он поднял рисунок с нарезанными апельсинами, развернув так, что бы Мэри увидела, о чем он говорит.
Мэри выдохнула и посмотрела на Кайла, будто, ища поддержки в его таком отцовском взгляде, в его лице, таком… таком родном… Но когда он раскрыл, было, рот, что бы как-то поддержать ее, она еле заметно мотнула головой – мол не надо, я сама… но спасибо тебе!
-Нет, мистер Бердинацци, я ничего не выдумывала, — произнесла Мэри, и Кайл, будто что-то почувствовав, налил ей в стакан еще воды и подал ей. – Но я и не видела никогда ничего подобного… Надо вам сказать, что когда я писала эту акварель, я жила в России, в простом деревенском доме без удобств, с печкой, которую надо было топить, с водой, которую надо было таскать с улицы. Я спала на старой бабушкиной кровати, в маленькой комнате, где я имела самый необходимый минимум очень простой мебели… Я хочу сказать, что нигде в жизни я не могла увидеть наяву ничего подобного… И не извиняйтесь – я не стесняюсь моей прежней жизни! Больше того, с некоторых пор мне кажется, что ее, этой прежней жизни и не было никогда…
Бердинацци покачал головой.
-Что ж, спасибо, что так подробно объяснили мне то, что лишь доказало мне мою мысль… Есть люди, господа, мисс Мэри, которые, даже если и рисуют, вовсе при этом не художники. Для них нет цели написать самую лучшую картину или писать и писать все, что они видят вокруг себя, то, что чувствуют в тот или иной момент жизни. Такие люди… они подобны проводникам, — Мэри невольно вздрогнула, — несущим в мир то, что пропало из него по той или иной причине, то, что должно было в нем быть, но исчезло… О, мадонна, я говорю сейчас очень странные вещи и изъясняюсь запутанно! Но вам больше никто не говорил, что ваши картины – это не просто изображения? Они издают звуки, они пахнут, они заставляют ощущать то, о чем в данный момент вы и подумать не собирались! Вы ведь знаете об этом, Мэри! И вы, господа, скажите мне, разве я ошибаюсь?
-Не ошибаетесь, мистер Бердинацци! – подтвердил Кайл. – Я тоже ощущал запахи, я слышал голос Эдди Далтона, точно, наяву, я… глядел в лицо отца, и… моя душа на части рвалась оттого, что мне дали почувствовать, что пряталось в глубине его души. И здесь, в этом натюрморте… в нем столько чувственности, столько дремлющей, безграничной страсти и нежности, что я ощущал себя подглядывающим и подслушивающим мальчишкой!.. Но выходит по вашим словам, мистер Бердинацци, что Мэри – просто проводник? Что некая необъяснимая сила вынудила ее взять в руки кисть и написать то, о чем кому-то необходимо было напомнить, о чем этот кто-то позабыл или постарался забыть, так? И выбор пал на мисс Мэри случайно?
-Я думаю, не случайно, мистер Толларк. В этом мире вообще нет ничего случайного, абсолютно! А мисс Мэри… Я ведь не сказал, что наверняка все так, как я сказал. Это лишь предположение… А вам не нравится эта теория о проводнике? И вам не нравится, мисс? Вас она пугает или… разочаровывает?
-Меня? А почему разочаровывает? – Мэри уже ничего не понимала. – К чему вы клоните, мистер Бердинацци?
-Я-то никуда не клоню. Но мне показалось, что вот мистер Толларк как-то недоволен моей версией происходящего с вами. Я прав, мистер Толларк?
Тот помотал головой, вздохнул:
-Я и сам не знаю… Не знаю, что вам сказать, не знаю, что думать…Возможно, мне, и в самом деле, хотелось услышать от вас что-то иное сейчас… Но, видимо, придется подумать обо всем этом самому и дождаться, чем все это закончится.
-Закончится?! – невольно ахнула Мэри. – Ты хочешь сказать, Кайл…
-Господи, Мэри, да ничего я не хочу сказать!!! – вскричал Кайл.
-Но ты произнес слово «закончится»… — пролепетала она, чувствуя себя совсем уже скверно, а слезы так и рвались на глаза.
-Ты не поняла! – вскочил Кайл. – Ты все не так поняла, Мэри! Поверь мне, о том, что для тебя что-то… что-то, касающееся моего отца, может закончится, я и не думал! Просто… я хочу разобраться не меньше твоего, не меньше, чем хотелось бы всем здесь, но похоже, никто этого не сможет сделать, пока жизнь нам не покажет, зачем и почему появились на свет твои картины.
Он плюхнулся обратно на стул и прикрыл лицо ладонью. Брэндон покачал головой и вздохнул, а Бердинацци сидел, уставившись на натюрморт.
-Мне… вы позволите мне сказать? – осторожно поинтересовался Риверс.
-Да, пожалуйста! – ответил за всех Джим. — Вы просите нас за…
-Ничего. Я понимаю так, что вокруг акварелей мисс Бероевой возникла странная ситуация, и это что-то очень личное… Но я хотел бы знать, все-таки, ваше мнение, мистер Бердинацци. Я имею в виду публикацию акварелей мисс Бероевой в виде красочного альбома. Что вы думаете о них в этом плане?
-Что я думаю… — пробормотал Бердинацци. – Что я думаю… Безусловно, они хороши! Они удивительным образом воздействуют на людей, хотя, возможно, кстати, и не на всех… Тем не менее, они понравятся людям! Они понравятся тем, кто любит вашу группу, мистер Моррис и вы, мистер Дуглас, тем, кто дорожит памятью об Эдди Далтоне. Но вот какая вещь меня беспокоит – я не уверен, что стоит публиковать все эти акварели. Вы же понимаете меня, мисс Мэри?
-Это, скорее, понимаю я, мистер Бердинацци! – заявил Кайл, глянул на Мэри и осекся. – Прости, Мэри! Прости!! Я ни в коем случае не думаю, что ты не понимаешь того, что происходит вокруг твоих рисунков…
-Не говори ничего сейчас, Кайл! – прервала его Мэри, утирая слезы. – Простите меня все! Но я… мне тяжело сейчас что-то решать, думать, выбирать, что надо и что не надо. Я неважно себя чувствую… Мне бы на улицу…
Она поднялась из кресла, дрожащими руками подхватила сумочку.
-И знаете… Может, вообще не стоит их публиковать…
-Мэри! – подскочил Кайл. – Стой, я провожу тебя!
-Мэри, подождите минутку! – вскочил Брэндон. – Мистер Риверс, я очень прошу извинить нас – вы видите, Мэри не в состоянии ничего решить сейчас…
Мэри поглядела в его озабоченное, расстроенное лицо, подошла и тронула Брэндона на руку.
-Это вы простите меня, Брэндон! Я уверена, вы стараетесь для меня, и знаете, я думаю, что, раз уж мы взялись за это, то отступать не стоит. Я была не права, я не сдержалась… Словом, давайте опубликуем мои рисунки, если все здесь считают это стоящим делом. Вот только я отберу несколько из них, которые трогать не надо. Это и вправду, слишком личное, мистер Риверс!
Бердинацци протянул ей папку с рисунками, Кайл помог подержать ее, и Мэри быстро вынула из кипы рисунков черно-белый портрет Ричмонда, рисунок мордашки маленького Кайла, изображение грузовика, семьи Толларков.
-Можно, я заберу эти два натюрморта и окно с сиренью? – спросил Кайл, когда очередь дошла до этих акварелей.
-Зачем? – просто спросила Мэри.
-Я отдам их отцу.
-Я знаю, его сильно расстраивает само их существование…
-Нет, Мэри. Он не хотел расставаться с ними. Так можно?
-Конечно, Кайл. Это его жизнь…
-И только, Мэри?! Ты… для тебя это только его жизнь???
Мэри подняла на него взгляд.
-Где он сейчас? – прошептала она. – Где, Кайл???
-Не знаю, Мэри. Правда не знаю!.. Хоть и кажется мне, что он совсем недалеко.
-Почему?
-Он звонил мне. Спросил, как дела, что вообще происходит. Он и о тебе спросил, Мэри.
-Что? Что он хотел знать??? – встрепенулась Мэри, и Кайлу показалось, что еще немного, и она упадет в обморок.
-Ты только не волнуйся так, Мэри!.. Он спросил, не уехала ли ты еще.
-Не уехала ли… Ему не терпится узнать, что меня больше нет в Лондоне и вообще на этом острове…
-Да с чего ты взяла??? – вскричал Кайл. – Ну, вот с чего??? Да, он спросил, уехала ты или нет. Но не потому, что он этого хочет! Я ответил, что ты здесь, что намереваешься издать рисунки, и он сказал – мол, выходит, ты еще долго здесь пробудешь. А перед этим… мне кажется, я четко услышал, как он выдохнул. Облегченно. Мне так показалось.
-Тогда почему его здесь нет, Кайл???
-Я не знаю, Мэри. Не знаю…
Кайл обернулся к Риверсу и протянул ему папку с рисунками.
-Вот, мистер Риверс, это можно издать.
Тот бережно принял папку из его рук и даже как-то ласково провел по ней ладонью.
-Я боялся, я очень боялся что вы передумаете, мисс Мэри! – воскликнул он. – Я ведь сам – большой поклонник «Королевского Креста», и когда увидел ваши рисунки, испытал самый настоящий восторг. Ни одна… ни одна из существующих фотографий не в состоянии передать всей силы, всего великолепия, всех тех невероятно переполняющих душу ощущений, которые испытывали все, кто бывал на концертах группы, кто видел и слышал Эдди Далтона! Я вам говорю все это сейчас совершенно искренне! Но ваши рисунки смогли, Мэри. Не знаю, как, но это невероятно и прекрасно! Они, эти ваши акварели должны быть изданы! Их должны увидеть люди, мисс Мэри!
-Спасибо, мистер Риверс! Спасибо… — проговорила Мэри, и Кайл внимательно вгляделся в ее лицо. – Пусть они увидят свет. Я согласна… Лишь бы они достигли той цели, с которой написаны и о которой я догадываюсь… Простите! Мне надо выйти на воздух…
-Мэри! Пойдем скорее!
Кайл подхватил ее под локоть, и она даже опомниться не успела, как он вывел ее на улицу, привел в какой-то скверик и усадил на скамью.
-Посиди здесь, Мэри! Посиди и не вздумай исчезнуть! А я сейчас сбегаю, принесу тебе холодненькой водички, хорошо? Ты подождешь?
Мэри, наконец, улыбнулась и прижала к себе свои рисунки, аккуратно свернутые в трубку Кайлом.
-Конечно, подожду! Мне уже легче…Так неудобно перед Брэндоном и Джимом! И этот художник… Я ни с кем не попрощалась…
-Перестань, Мэри! Ничего страшного. С Брэндоном и Джимом вы еще не раз увидитесь, и они все прекрасно поняли. А Бердинацци… У меня ощущение, что он напугал тебя или расстроил.
-А тебя нет? – заметила Мэри.
-Меня тоже. Но я не склонен верить каждому его слову, тем более, что все его высказывания – это лишь предположения… Все, жди меня и воду!
И улыбнувшись совершенно отцовской улыбкой, Кайл умчался.
Мэри положила голову на высокую спинку скамьи – небо над Лондоном покрывали рваные серо-белые тучи, через которые пробивалось золотистое предвечернее солнце. Было очень тепло, непривычно для Мэри тепло в конце октября. Она привыкла к промозглым дождям, размывавшим в темени вечеров необустроенные дороги ее поселка, к стылым ветрам, к жухлой траве, готовой принять снег… Здесь же кроны деревьев, еще усыпанные листьями, золотили взгляд, еще можно было разгуливать вечерами, не кутаясь в теплые куртки, и если бы не желтеющая листва, могло бы показаться, что еще лето… Где же Ричмонд? Даже Кайл ничего не знает. Кроме одного, самого важного для нее – Ричмонд спрашивал о ней! И Кайл уверен, почти уверен, что Ричмонд не молится о ее отъезде в Москву… Так ли это? Внезапно ее глазам сделалось мучительно больно и тут же слезы градом полились ей на щеки, губы… Его руки! Губы его! Во сне, наяву… Все смешалось, превращая реальность в сон, а сон в реальность, но… Господи, она так устала! Даже от чуда можно устать, когда оно не продолжается, когда ты просто удивляешься, но то, чего жаждешь, остается призрачным, нереальным. Она так ясно, так нестерпимо ярко помнит его объятия, близость, его силу и страсть, чувства его, захлестнувшие с головой и ее! Но… было ли это?.. Словно, и не было. Ни с настоящим Ричмондом, ни с тем, оставшимся в далеком прошлом Ричи. Как же жить теперь?? И только Ричмонд, он один, похоже, способен дать на все ответ… Только Ричмонд… Теперь лишь он… Везде…
Кайл подошел к скамье сзади, глядя на голову Мэри, безвольно склонившуюся к плечу, и простоял над ней пару минут, просто глядя на ее короткие волосы, на плечи в шелковой блузке, слегка прикрытые пестрым воздушным шарфиком, потом наклонился, повинуясь странному наитию, о которых лучше и не размышлять, и коснулся губами мягких, совершенно шелковых прядей. Запах!.. Да, Кайл чувствовал легкий аромат духов, но настолько ненавязчивый, что через него легко ощущался запах самих волос, запах Мэри, и он, этот запах… Откуда??? Кайл даже не смог бы сказать, знаком ли он ему, но ему вдруг стало так приятно его чувствовать, что он вдыхал и вдыхал его, пока Мэри не зашевелилась. Кайл моментально отпрянул, смутившись, взял себя в руки и, улыбаясь, обошел скамью.
-Вот и вода!.. – он присел рядом с Мэри и протянул ей небольшую стеклянную бутылочку синего цвета. – Это очень хорошая минералка! Газа немного, она едва заметно солоноватая и очень освежающая!
Мэри взяла в руки холодную бутылку, открыла и сделала несколько глотков. Куда лучше теплой воды в редакции!
-Прелесть! – воскликнула она. – Спасибо, ми… Кайл!
Он внимательно посмотрел в ее лицо, в удивительного зеленого цвета глаза.
-А хочешь, прокатимся куда-нибудь? – предложил он. – Или тебе лучше в гостиницу, прилечь?
Она задумалась, и вдруг лицо ее переменилось, глаза загорелись.
-Давай прокатимся! – воскликнула она.
-Куда? Или просто по Лондону?
Кайл поднялся со скамьи и подал ей руку.
-Я… не смогу сказать… Вернее, скажу, но ты, Кайл, лучше не спрашивай, что это за место и почему я еду туда. Ладно?
-Ну, хорошо…
Еще почитать:
Цикл справки о любви — Без эмоций обо всем ( глава 1)
Белый Лотос
Василек — Василек 1
Город Трех Дождей — Город Трех Дождей. Глава 12
«
»
