Дома Ричмонда ждал сюрприз – пара баулов, сваленных в прихожей и Кайл, спавший в кресле перед телевизором, закинув длинные ноги в потертых джинсах на подлокотник. Телевизор орал нещадно, и Ричмонд выключил звук. От этого Кайл зашевелился и открыл глаза.
-О, пап, это ты! А я вот приехал и уснул здесь.
Он потянулся и выбрался из кресла. Высокий, стройный – весь в отца. За той лишь разницей, что на плечи его падали темные прямые волосы, закрывавшие лоб длинной косой челкой. Со спины его вполне можно было бы спутать с Ричмондом двадцатилетней давности, если бы тот не носил когда-то длинные, но светлые волосы. Пушистые и слегка вьющиеся. Лицом же Кайл действительно был больше похож на Мэри Ли. Лишь цвет глаз и отличался. Его он унаследовал от отца – небесная лазурь, прозрачная и яркая, как море на Карибах.
-Ты хоть ел что-нибудь? – спросил Ричмонд.
-Дурацкий вопрос, если твой холодильник, как и всегда пуст! – рассмеялся Кайл. – Или ты надеялся, что я обеспечу нас ужином?
-Ну… самую малость. – Ричмонд тоже улыбнулся и похлопал сына по плечу. – Честно сказать, я и не ждал тебя сегодня. Да еще эта встреча в фан-клубе…
-Ты всегда должен надеяться и верить, что в любой момент откроется дверь, и твой сын появится на пороге! А то не ждал он, видите ли… Ладно уж! Зная тебя, я, конечно, купил тут кое-чего, так что, голодными не ляжем. А что за встреча? Что-то важное?
Они прошли на кухню. Ричмонд уселся на высокий табурет у большого стола, а Кайл стал планомерно вынимать из холодильника продукты.
-Да так… Не сказать, что важная, но любопытная.
-Тогда и мне любопытно. В конце концов, в последнее время, насколько я понял, ты и «Королевский Крест» отдалились друг от друга.
-«Королевский Крест»?! – горько усмехнулся Ричмонд. – Что осталось от «Королевского Креста»?!
Кайл громко захлопнул холодильник и, повернувшись к отцу, оперся руками о стол прямо напротив него.
-Пап… Мне, конечно, трудно спорить с тобой по поводу вашей группы, но, во-первых, ты – мой отец и мне не безразлично, что с тобой происходит, особенно, если это касается того, что много лет составляло твою жизнь. А во-вторых… Если хочешь знать мое мнение, то «Королевский Крест» останется им до тех пор, пока жив хотя бы один из вас. Он делался вашими руками, он впитал в себя ваши души, и пока вы есть, как бы вы не изменились, как бы ни постарели, и что бы ни произошло в вашей жизни, есть и он. А благодаря ему, есть вы, такие, какими вас помнят миллионы. Пусть даже со стороны покажется, что вы устали и прекратили быть самими собой. Впрочем, касается это, пожалуй, только тебя. Прости! Ты изменился, отец. Сильно изменился и…
-Так, стоп! Это я слышу уже в который раз за последнее, очень короткое время.
-Ну, так значит, слава Богу, есть еще кто-то, кого искренне интересует, куда подевался Ричмонд Толларк – самый классный ударник, самый обаятельный мужик и самый лучший отец из всех, кого я знаю!
Кайл старался, как только мог, видя, как помрачнел Толларк.
-Кто-то! – проворчал Ричмонд. – Вот и именно, что «кто-то»! Вообще, не известно, кто… Ладно еще, когда обо мне рассуждаете вы – ты, да Брэндон с Джимом. У вас есть на это полное право, ибо вы и знаете меня, как никто больше. Но когда Бог весть, откуда появляется какая-то пигалица, которая английский-то знает по учебникам, и начинает нести чушь о том, как гаснет свет моей души, сам понимаешь, становится, по меньшей мере странно!
-Убил бы вот просто! – Кайл со смехом вторил его тону. – А что за пигалица-то? Поклонница, что ли? Это с ней встреча была, да?
-Ты не поверишь, но эта девчонка приехала из России!
Кайл присвистнул, нарезая сыр и ветчину к ужину.
-Да, да! Правда, не специально ради нас. Лечилась тут…Ее друг – врач – организовал ее приезд, а в довесок еще и постарался устроить ее встречу с нами, мечтой всей ее жизни…
Кайл усмехнулся.
-Все-таки, вы, «звезды», со временем все становитесь циниками! Ты так легко сейчас говоришь о ней, ее мечте… Даже с усмешкой. Вы столько перевидали этих поклонниц, этих отчаянно зареванных девчонок, что никакой жалости к ним, сочувствия. Только насмешка и раздражение в купе с несколько, наверное, раздутым самомнением. Нет, я в курсе, конечно, что есть совершенно ненормальные экземпляры, которые портят жизнь, начиная от разрисовывания автомобилей и кончая кислотой в лицо или пулей в спину. Но таких единицы. В основном же это просто так и не встретившие в жизни хорошего парня и придумавшие себе сказку с вами в главных ролях, девчушки. Представляю, как доставалось Эдди!
-Да уж, сказку… Еще какую сказку! Впрочем, ты прав, наверное. Мы с определенной долей не то, что равнодушия и насмешки, а даже жестокости относились к этим везде болтавшимся за нами фанаткам. Просто в голове не укладывалось, как можно столько времени и эмоций тратить на преследование своих кумиров! Делом бы занялись, чем-то, что увлечет по-настоящему или хотя бы прибыль принесет. Влюбились бы в кого-нибудь стоящего и реально находящегося рядом, кто оценит и полюбит в ответ. Согласен, что с этим везет далеко не всем, но все равно, есть друзья, кавалеры какие-то, с которыми просто можно весело время провести. А они, забыв обо всем на свете, таскались за нами, прохода не давали и надеялись, не известно, на что. Не понимаю!
-Эта такая же оказалась?
Ричмонд отвел взгляд в окно.
-Да нет, не такая. Вообще не такая!
-То есть?
Ричмонд зашуршал пачкой сигарет, обнаружил, что она пуста и отшвырнул ее куда-то в сторону. Кайл машинально проследил ее полет в угол кухни, достал свою пачку и протянул отцу. Тот, не глядя, достал сигарету и прикурил.
-Картины… — мрачно произнес он и обернулся к Кайлу. – Она написала картины. Целую кипу акварелей…
-И на них вы? – спросил Кайл, продолжая делать сэндвичи и раскладывать их на блюдо.
-Да. И не только.
-Плохо написала?
-Лучше, чем многие. Уверен, ты видел всяческие рисунки в интернете – от жалких попыток срисовать наши фото до самых… вольных сюжетов с нашим участием!
Кайл лишь усмехнулся.
-Ничего смешного! – вдруг как-то слишком резко оборвал его смех Ричмонд.
-Почему?! – видимо, Кайла трудно было осечь. – Я видел чрезвычайно забавные сюжетцы!
-Я тоже!.. Но то, что нарисовала эта… Мэри… Это совсем не смешно, дорогой!
-Но я этого и не говорил! – парировал Кайл. – Хотя бы, потому, что еще и не видел этих акварелей. Покажешь?
-Они где-то здесь, в доме… Я забыл их сегодня отвезти ей.
-Но ты так и не ответил – они так плохи, что ты теперь злишься? Тебе пришлось высказать ей за них?
Ричмонд затушил окурок и плюхнулся на высокий табурет у стола, глядя на сэндвичи.
-Боюсь, что будь они плохи, я бы не чувствовал бы себя так паршиво!
-То есть?! В первый раз слышу, что человека может разозлить его хороший портрет!
-Да не в портретах дело, черт подери! – гаркнул Ричмонд. – Вовсе не в портретах! Они хороши, действительно, хороши! Возможно, я лучше и не видел!.. Но там не только портреты. И вообще, здесь сейчас происходит что-то совершенно мне не понятное! А меня страшно злит, когда я чего-то не понимаю!
-Ну, это не новость!.. Давай-ка, поешь со мной, папа, и расскажи все, как есть. Ну, если считаешь нужным посвящать меня!
Ричмонд взглянул в глаза сына, усмехнулся как-то неуверенно и взялся за сэндвич.
-Кофе? – поинтересовался Кайл.
-Давай выпьем сначала!.. Глянь, там, в шкафчике должна быть бутылка виски… Если я не допил.
Кайл достал хорошо початую бутылку отменного скотча, которую Джим унес днем из гостиной, налил по стаканам немного каждому, и протянул один Ричмонду. Тот тут же выпил и откусил от аппетитнейшего сэндвича.
-Легче? – спросил Кайл, глядя, как отец с явным удовольствием ест.
Тот кивнул. А прожевав, произнес:
-Там, в гостиной где-то лежит большая папка с теми самыми акварелями. Будь добр, принеси ее сюда!.. Да, и сходи ко мне в спальню! В шкафу, наверху — альбом с фотографиями. Захвати и его!
-Только альбом? У тебя еще целая куча фото в большой коробке.
-Их не надо. Только альбом.
-Ладно!
Скоро Кайл вернулся на кухню с папкой и старинным альбомом для фотографий, который когда-то принадлежал матери Ричмонда. В него он вклеивал снимки своих близких, оставив в коробке многочисленные фотографии «Королевского Креста», сделанные на отдыхе, на гастролях, на вечеринках. Он ценил их и никогда бы не выбросил, но лишь фото своих родных аккуратно вклеивал в альбом вслед за своей мамой, сберегавшей в нем фото бабушек и дедушек Ричмонда, его отца и его самого в детстве…
-А зачем тебе понадобился альбом? – поинтересовался Кайл. – Нет, то есть, я с удовольствием посмотрю фотографии в нем, но какая связь…
-Я бы и сам теперь хотел бы это выяснить, уж поверь! – Ричмонд допил виски и стукнул стаканом о кафель стола. – Свари-ка пока кофе!
И Кайл послушно варил кофе, понимая, что лучше сейчас во всем угодить отцу, сохраняя это еле держащееся спокойствие, чем уйти спать, так ничего и не выяснив и слушая, как Ричмонд всю ночь бродит по квартире, накачиваясь из очередной бутылки, как натыкается на мебель, чертыхается, не в силах уйти спать… А тот медленно развязал тесемки папки, заботливо завязанные Джимом, раскрыл ее осторожнее, чем сапер подбирается к мине, и вынул рисунки Мэри.
-Ух ты! – воскликнул Кайл, глянув отцу через плечо. – Вот это да!.. Эдди, как живой!
Кайл быстро поставил чашки с налитым в них кофе на стол и вернулся к отцу.
-Можно? – спросил он, беря в руки портрет Эдди Далтона.
-Смотри, — отозвался Ричмонд. – Посмотри все… Значит, тебе нравится?
-Не то слово!.. – воскликнул Кайл. – Я плохо помню его – я ведь был еще мал, когда он умер… Но то, что я помню, то что я видел на видео…Видео мало, что бы так его написать! А о фото и речи нет, хотя, есть много прекрасных его фотографий!.. Просто дыхание перехватывает и кажется, что слышишь его голос… О, Брэндан! Классно! Реально здорово, отец!.. Этот его взгляд… И Джим…Ох!.. Это… это ты, папа!..
-Странно, наверное, но я и сам это понял! – заметил Ричмонд, но смешно не стало никому.
Совершенно ошарашенный увиденным, Кайл разглядывал портрет своего отца, того Ричмонда Толларка, каким тот был много лет назад, того Ричи, что когда-то впервые взял его, совсем младенца, на руки, и того невероятного ударника, что покорил мир своей игрой в самой потрясающей группе на свете. Влажный, полный лазурного света взгляд, он, казалось, доставал Кайла до самой глубины души – посмотри на меня! Посмотри, я был! Посмотри…и ты все равно, не поймешь, ибо и я не понимал…
Кайл обернулся к Ричмонду.
-Что скажешь? – спросил тот, казалось, развеселившись растерянным видом сына. – Как тебе?
-Если ты… если она написала правду, то теперь мне ясно, папа, чего это девчонки так сходили по тебе с ума! Ну, так всегда утверждал Брэндон! – Кайл улыбнулся, стараясь скрыть свое удивление. – Интересно другое…
-Что? – Ричмонд моментально вцепился в слова сына.
-Боюсь, что ни у тебя, ни в одном архиве не найдется фото, с которого можно это срисовать… Стоп-кадр на видео? Сомневаюсь…Тебя так мало снимали! Слишком мало, что бы найти такой кадр! Да и где ей добыть столько видео, что бы искать и срисовывать…Откуда она приехала? Из России, ты сказал? Да там, насколько я знаю, пол страны живет в полном неведении, как компьютером-то пользоваться! Не то, что что-то найти, да еще о вас, группе, которую когда-то туда не пустили! Да и интернет, наверное, только в Москве и есть…
-Тогда как? – Ричмонд плеснул себе и Кайлу еще виски. – КАК, сын?? У тебя есть еще какое-то объяснение этому… искусству? А?
-Только не кричи, папа!.. Так я лучше соображать не начну. Хотя, что тут можно сообразить…
-На, смотри еще! СМОТРИ!! – крикнул Ричмонд и почти швырнул под руки Кайлу оставшиеся акварели.
И тот молча, не замечая, как Ричмонд буквально надирается виски и курит сигареты одну за другой, смотрел рисунки неведомой ему девушки, лица которой даже представить себе не мог, ибо понять был не в силах, кому удалось такое написать…
— Кто этот ребенок? – спросил Кайл. – Это…это я?
Ричмонд напрягся.
-С чего ты взял? Ведь твоих фото в интернете практически нет. Нигде. Я даже не уверен, что они есть у меня… Во всяком случае, такого твоего возраста. Позже да, тебя снимали и немало… Дай сюда альбом!
Кайл взялся за альбом, открыл его, было, но Ричмонд буквально вырвал альбом из рук сына. Кайл промолчал, видя, что спиртное не только не успокоило отца, но, кажется, взвинтило его еще больше. Ричмонд рывками листал страницы, не находил, снова возвращался и вдруг хлопнул ладонью по странице.
-Вот!.. Вот она!!! Гляди!
Он развернул альбом к сыну, и тот увидел перед собой совсем небольшой и совершенно непрофессиональный черно-белый снимок, на котором едва можно было разглядеть крохотного малыша, может быть, месяцев трех от роду. Женские руки держали его, малыш улыбался, сияя большущими светлыми глазами…
-Брэндан тогда купил себе первый фотоаппарат и снимал все подряд… Я попросил его сфотографировать тебя, и он охотно сделал это. Правда, фотографию пришлось ждать пару месяцев… — пробормотал Ричмонд. – Конечно, снимок неважнецкий, но он был единственным тогда. Подумать только – наших собственных фотографий, я имею в виду, группы, было навалом. Одна фотосессия за другой! А собственного сына я сфотографировать толком тогда так и не смог… Только вот это фото. Твоей маме оно очень нравилось!.. Но посмотри на рисунок! Посмотри, Кайл!! Это же ты!!! Откуда??? Ведь об этой фотографии даже Брэндан наверняка, не помнит!.. И если я еще пытался грешить на него, на них с Джимом…
-Ты хочешь сказать, что они могли снабдить Мэри фотографиями, сведениями какими-то? Ты о чем вообще??? Как я понял, они тоже с ней познакомились только здесь!
-Я так думал, но почему они не могли познакомиться с ней раньше? А мне представить их знакомство куда более коротким?
-Но зачем??
-А затем, что дружище Брэндан решил, что они теряют своего друга, своего солнечного Ричи Толларка. А что может вернуть человека к жизни? Ну, помимо дефибриллятора! Любовь, мой дорогой! Вот и решили подкинуть мне эту девчонку, которая так меня обожает, что просто дух вон! А заодно обставить все странными ее рисунками о том, что она может знать лишь чудом! Обалдеть можно – я в шоке, я в экстазе, я влюбился по уши и… вернулся!!! УРРРААА!!!
Ричмонд закашлялся, и Кайл протянул ему чашку с остывшим кофе.
-Если…если эти рисунки вообще ее! – прохрипел Ричмонд, допил кофе, откашлялся и закурил новую сигарету, протянутую ему Кайлом.
-А теперь покури и успокойся! – Кайл хлопнул отца по плечу и снова взялся за рисунки. – Это что? Это что-то говорит тебе?
И он протянул Ричмонду рисунок с зеленой бутылкой на столе.
-Хотя… Хотя, я и так понимаю. Это тот самый ликер? Ну, ты рассказывал, что купил его для мамы. Тогда… Мы всегда пьем его в день ее Рождения. Так?
-Так, Кайл. Все так… И стоит он на этом рисунке на том самом столе, в той самой кухне квартиры, в которой мы тогда жили. Там еще все время бормотал радиоприемник…
-А это окно? Ты и его знаешь?
-Знаю… Это окно спальни в той же квартире. Там… там за окнами росла сирень. Огромный куст. Или он был даже не один… И эта красная комната, этот музыкант с банджо, вернее, солдат…- Бог его знает! – все это, понимаешь? Все это, — Ричмонд схватил рисунки и потряс ими у носа Кайла – все они – это мое прошлое, мое и твоей мамы!! Так скажи мне на милость, как она, эта несчастная обгоревшая девчонка могла узнать о нем???
-Обгоревшая??? – ахнул Кайл.
-А… Ну, да… Ты же не в курсе. Она там у себя в России сильно обгорела в пожаре собственного дома. Здесь ей сделали кучу операций… Господи! – неожиданно воскликнул Ричмонд. – И как это мне в голову не пришло?!
-Что на этот раз, папа?
Но вместо ответа Ричмонд снова схватился за альбом, полистал его, едва не порвав, остановился и швырнул его сыну.
-Вот, гляди! И как я еще не свихнулся сегодня?!..
Кайл взял альбом в руки и увидел перед собой небольшую фотографию своей мамы, совсем молоденькой девушки с темными шелковыми волосами чуть ниже плеч, челкой, падавшей на глаза, из-под которой светились большие зеленые глаза. Лицо не было по-настоящему красивым той красотой, которая сражает, которую тиражируют в глянце модных журналов или снимает Голливуд, она нисколько не напоминала внешность многочисленных подружек Ричмонда, некоторых из которых Кайл видел. Совсем нет! Но это личико невозможно было бы забыть – девушка была настолько мила, что Кайл всегда подолгу рассматривал ее лицо, когда фотография попадалась ему на глаза. Фотография мамы, которую он не мог помнить – так рано она ушла, мамы, которой ему так не хватало. Тем больше, чем чаще Ричмонд рассказывал о том, как сильно, как нежно она любила своего сына…
-Зачем ты показал мне это? Что ты хочешь сказать? – тихо спросил Кайл.
-А то! – крикнул Ричмонд. – Если бы ты полюбопытствовал и спросил, как выглядит эта Мэри из России, то смотри на это фото своей мамы – они с ней одно лицо!!!
-Что??? Как это??? Этого ведь не может быть!!! – вскричал Кайл. – Как???
-Этого всего не может быть! – рявкнул Ричмонд, кивнув на рисунки. – Просто невозможно!.. И теперь, вспомнив о пластических операциях, сделанных этой девчонке, я думаю о том, что возможно, ее нынешняя внешность – результат особых стараний тех, кто затеял возвращение Ричмонда Толларка!
— Ты думаешь, что никакого пожара не было и он – выдумка, часть хитроумной затеи, что бы разжалобить тебя, а на самом деле была операция по изменению лица этой девушки и превращение ее в копию Мэри Ли Палмер? Я правильно тебя понял?
Ричмонд пожал плечами и вылил остатки виски себе в стакан.
-Но ведь это бред, папа! Как бы Брэндон ни был обеспокоен переменами в тебе, он бы ни за что не пошел бы на подобный безумный обман! Это оставь Голливуду!.. Кстати, неплохой сюжет!
-Очень смешно! – проворчал Ричмонд. – Но другого объяснения я просто не вижу! Никакая логика не работает! И все это происходит со мной!
— Нет, папа… Все это не катит… — задумчиво произнес Кайл, медленно перелистывая альбом в обратную сторону. – Я просто не представляю Брэндона договаривающимся с девушкой аж из России о том, что бы охмурить тебя, да еще таким… таким, мягко говоря, странным способом, который просто не способен родиться в его добрейшей голове!.. И почему он искал бы ее именно в России?
-Они там чокнутые все! – заявил Ричмонд. – За деньги все, что угодно! Хоть любовь изобразить, хоть личико переделать… Да, может, она до операции вообще черт знает, какой была!
-Папа!!.. А картины кто написал? Да еще зная то, о чем никто не знал!
-Ну, свои-то знали…
-Нет, отец, все это чушь… Самая настоящая чушь…Я вот, как раз, понимаю, почему Брэндон заставил тебя увидеть рисунки, познакомиться с этой Мэри! Я бы тоже так поступил – рисунки удивительные! Но все остальное… А Брэндон помнит, как выглядела мама? Он видит сходство этой девушки с мамой?
Ричмонд взглянул в глаза Кайла.
-Не знаю… С одной стороны, он вряд ли помнит Ли. Это было так давно! Но с другой – у него вполне могли оказаться ее фотографии. Он тогда без конца всех и все фотографировал, и нет никакой гарантии, что у него не осталось фото твоей мамы…Постой!
Под руками Кайла Ричмонд увидел фото своих родителей, их друзей, свои детские снимки. Смешной малыш на трехколесном велосипеде… Ричмонд задержал руку сына и всмотрелся в фотографию, сделанную летом пятьдесят третьего года. Солнечный день, маленькая площадь с большой крытой каменной беседкой посередине, вокруг которой в выходные дни раскладывали свой товар местные торговки выпечкой, джемами, вязаными носками и фруктами из своих садов, папа и мама… Отец держит его, Ричи, на руках. Мама рядом. В темном на черно-белой фотографии, а на самом деле, в вишневом платье в белый горошек. Ричмонд ясно вспомнил тот день, когда увидел Мэри Бероеву впервые, мельком. На ней была простенькая, изящная блузка из вишневого шелка в белый горошек. И она, эта блузка, странным образом навеяла тогда на него эти трепетные воспоминания о детстве, о маме. К чему?..
И тут Ричмонд схватил кипу рисунков и стал рыться в них так яростно, что Кайл испугался – он их порвет. Но вот Ричмонд хрипло и как-то почти хищно хмыкнул и бросил перед сыном одну из акварелей, прихлопнув, видимо, для особой значимости ладонью.
-Вот, гляди!.. Гляди и сравнивай!!
Кайл сдвинул рисунок с альбома так, что бы рядом с ним оказалось фото, на котором остановился Ричмонд. Он даже замер на несколько секунд, что бы удержать удивительное ощущение, скользнувшее по его лицу, обонянию, подобно дуновению ветра, дыханию самого времени – Кайл почувствовал тепло, солнечное тепло, спадавшую жару летнего дня, нагретых за день камней мостовой и стен домов. Запах роз под окнами, а еще… что-то конфетное, сахарное и легкий, едва уловимый аромат парфюма. Недорогого, но очень приятного, сладковатого, словно цветы ванили и миндаля в одном букете…И Кайл внезапно вспомнил это удивительное ощущение – как папа берет его на руки и… так высоко! Немного страшно, но от этого хочется только визжать и нисколько плакать. Дух захватывает! Но папины руки держат крепко. Сильные руки отца…Наверное, этот золотоволосый малыш на руках высокого мужчины в светлой рубахе с закатанными рукавами чувствует то же самое…
Кайл глядел на фото, потом на рисунок, и снова на фото – этот мужчина, должно быть, его дед, а женщина, маленькая, хрупкая, с золотыми локонами, уложенными под шляпку с вуалеткой – его бабушка…И казалось… что рисунок, эта прозрачная, солнечная акварель… и есть правда, куда большая и реальная, чем старая, пожелтевшая слегка фотография.
-Только не говори, что она выкрала это фото, что бы написать свою картину! – хрипло произнес Кайл, оборачиваясь к отцу.
-Я и не хочу! – отрезал тот. – Вот об этом я точно ничего не хочу говорить! И думать тоже. Ибо все остальное – моя жизнь, жизнь с Ли, Эдди… Об этом знали другие.
Ричмонд ткнул пальцем в фото:
-Но вот это – мое детство, и все, кто его помнил, кто помнил меня вот таким, кто помнил об этом дне на фото, ушли. И никому, даже тебе, мой дорогой, не может и не должно быть до этого дела. Слышишь? Не должно!!
-Да. Да, я понял, папа. Не кричи!
-Прости. Давай дальше!
Кайл перевернул страницу, еще одну.
-Подожди!
Ричмонд увидел одну из фотографий Ли. Они снялись втроем с Эдди, в том парке, где в первое лето их жизни с Ли очень часто гуляли. Там тоже стояла тренога с закрепленным на ней старомодным фотоаппаратом, накрытым черным полотном, под которое смешно нырял фотограф. Точно, ничего не изменилось, не прошло целых восемнадцати лет с его детства и того, другого летнего дня… Похоже, что и фотограф был тот же самый… Нет, конечно! Ричмонд тогда понимал, что это ему только так показалось. Просто день был уж больно солнечный, теплый и радостный. Совсем беззаботный, какие бывают только в детстве, пахнущем мамиными духами, сильными папиными руками, нагретыми солнцем, и чем-то молочно-ванильно-сладким, о чем мечтает сердечко каждого малыша…
-Мама? – почему-то спросил Кайл, хотя прекрасно знал, что это она, его очень молоденькая мать, совсем девчонка в расклешенных по тогдашней моде брючках и пестренькой кофточке.
-Да, — глухо ответствовал Ричмонд.
И Кайл списал этот тон отца на воспоминания о Мэри Ли Палмер, навсегда оставшейся юной жене Ричмонда Толларка. Он не мог знать о том, что на самом деле виной были сейчас не только эти воспоминания. Ричмонд буквально задохнулся, глядя на снимок Ли, его Ли и убеждаясь, чем дальше, тем больше, что Мэри Бероева, эта смешно остриженная девочка, непонятно задевшая его, как две капли воды похожа на Ли. И впрямь, одно лицо! Даже стрижка эта ее не могла сбить его с толку, хотя у Ли волосы были длиннее. И глаза… Сегодня, когда Мэри сняла свои дурацкие очки, главным, что сразило его, было даже не это сходство с Ли. Глаза! Этот редкий цвет – чистый, ярко-зеленый, так напоминающий блики солнца в свежей майской листве. Этот цвет ему не забыть до конца дней своих, и он мог поклясться, что никогда потом, после гибели Ли, за все эти долгие годы он ни у кого не встречал таких глаз. Только вот теперь, у этой удивительной русской девушки, которая вызвала сейчас в нем целую массу непонятных и не очень приятных чувств. Это ее сходство с Ли, эти ее глаза… Точно, она украла их у Ли! Украла, как и лицо, что бы… что бы достать его, достать его сердце, так глубоко упрятанное от всяческих попыток зажечь его любовью к другой, любовью к чужой…
-Отец?
Кайл не мог не заметить, как изменилось лицо Ричмонда.
-Да?
Ричмонд перехватил листы альбома и вернулся к портрету Ли. Хороший, четкий снимок, мастерски подчеркнувший всю привлекательность, тонкое обаяние и, в то же время, какую-то мальчишескую симпатию девушки, усиленную россыпью веснушек на переносице и щеках. Ричи всегда удивлялся им, появившемся на коже человека с темными волосами, золотистая рыжина в которых переливалась лишь на ярком солнце. Он смотрел в ее глаза, оттененные черными «стрелками», легкими коричневыми с золотом тенями и густой тушью на длинных ресницах. Что удивительно, такая яркая косметика совсем ее не портила, взгляд не терялся, притягивая влажной прозрачностью и затаенной улыбкой…
-Папа! Что с тобой?! Тебе нехорошо?
-Ничего. Все в порядке…Хотя, что сейчас для меня может быть в порядке?!.. Просто я очень давно не видел этих фотографий. Так давно, что, кажется, стал забывать, какой… какой хорошенькой была твоя мать.
-Вряд ли ты смог бы это забыть! – заметил Кайл. – Если учесть, что каждое утро и каждый вечер у тебя перед глазами ее портрет в твоей спальне.
-Да. Это да. Но может быть, именно потому, что я вижу его каждый день, он стал превращаться для меня просто в предмет обстановки. А вот эти снимки я не видел, наверное, несколько лет… Ты очень похож на нее, Брэндон прав.
Кайл грустно улыбнулся.
-Всякий раз, вспоминая о маме, я думаю о том, какой была бы наша с тобой жизнь, останься она в живых. А еще о том, что стал невольным виновником ее гибели – спасая меня, она осталась под колесами. Неужели она не могла бы спастись? Просто побежать?
-Ты – гонщик, Кайл. Тебе ли не знать, насколько машина быстрее человека! Наверное, в последние секунды она поняла, что ей не успеть самой с этой твоей коляской, так идиотски путающейся под ногами. Там такая перекладина внизу была, об которую я, например, постоянно спотыкался. Приходилось везти одной рукой, идя сбоку от коляски… И тогда, думая лишь о тебе, она толкнула коляску как можно сильнее. Конечно, дурацкая конструкция вполне могла перевернуться, уехать черт знает куда, но ты остался бы жив. Так и случилось, и, что интересно, коляска четко подкатилась к противоположному бордюру, где ее и поймали напуганные до смерти прохожие. Они-то и рассказали потом, как было дело… Все случилось за считанные секунды, даже мгновения. Я много раз прокручивал ситуацию и понял, что не было у нее шансов. Просто не было. И не вздумай себя изводить!
-Да нет, папа, до комплекса вины мне далеко. Может оттого, что я ничего не могу помнить, и ее тоже. И именно об этом я жалею больше всего. О том, что совсем, совсем ее не помню. Ни взгляда, ни голоса, ни запаха и тепла ее рук. Ничего. Разве что, екает что-то в груди, когда думаю о ней, вижу ее лицо на этих снимках. Хоть это… А то ведь в моей ситуации часто бывает так, что люди вообще не воспринимают понятие «мама», если не знали ее никогда…
-А я вот знал!.. Я слишком хорошо ее знал, и теперь…Это просто какая-то мистика! Слава Богу, я сегодня в обморок не хлопнулся, глядя на эту девчонку! Мало мне было этих ее рисунков, мало сходства черт лица! Но ее рост, ее манера говорить, жесты, поведение и… Господи, ее глаза! Их редкий цвет повторился один в один!.. Нет, я понимаю, что нынешняя пластическая хирургия творит чудеса, что можно вставить какие угодно линзы – я сам их носил много лет из-за проблемы со зрением…Иногда даже цветные!
Ричмонд усмехнулся.
-Ну, да, твоим глазам яркости явно не хватало! – подхватил Кайл.
-Да, это смешно сейчас… Но мне все это не даст теперь покоя! Ты понимаешь? Эти рисунки… Я… Странным образом я чувствую, что их рисовали не просто так, не просто, что бы ошарашить меня… Но это все не укладывается в моей голове, и кроме мыслей о коварном обмане ничего больше не лезет! Можно же как-то узнать и о квартире той, и о комнатах, о саде за окном. Вполне может обнаружиться немало людей, которые жили рядом с нами тогда. Им не составит труда сообразить, что их воспоминания теперь, когда их соседи, никому тогда не известные молодые музыканты, превратились в достояние нации, дорогого стоят. Нарыла где-нибудь…В конце концов, следы могут привести и в фан-клуб! Мало ли, что наши поклонники могли обнаружить! Впрочем, не так уж много там людей, которые знают что-либо о моем прошлом. Практически нет. Об Эдди да, многое могут рассказать, и то, далеко не все. И опять же, те годы в той маленькой квартирке с красными диваном и креслом, где мы втроем с Эдди и Мэри Ли жили и о которых так необъяснимо хорошо знает Мэри Бероева, о них тоже никогда нигде не упоминалось. Тот же Эдди и не хотел вспоминать, а тем более, на публику. Потому что, тогда мы ничего еще из себя не представляли, только начинали. И то, с переменным успехом. А ему был нужен полный успех, сразу и быстро. Его просто бесило, когда что-то мешало, кто-то не понимал его, наших песен и вообще, какие мы на самом деле классные, – Ричмонд усмехнулся. — Поэтому, все, что о нем известно, это его детские годы на Занзибаре, потом в Индии и, наконец, здесь, в Англии, где ему поначалу совсем не понравилось. Потом пробел и сразу наш успех с «Рапсодией улиц». И то, как один яркий момент, в особенности, потому, что эта песня «ни в какие ворота» не лезла для прогона по радио. Но Эдди удалось всех убедить и знаменитые шесть минут все-таки прозвучали. Потом снова почти ничего. Эдди бывал очень скрытен! И отчасти поэтому история «Королевского Креста» — это история сразу баснословно популярной, ни на что не похожей группы, чье триумфальное шествие по миру прервала лишь смерть самого Эдди… Видишь, я рассказал именно то, что знают все. Ну, может, какие-то подробности упустил. И это то, что в состоянии поведать и работники, активисты клуба. Не больше. Обо мне они тоже мало, что знают. Где родился, где учился, когда вошел в состав группы. Вот и все. Разве, еще то, что у меня есть сын и когда-то, невесть, как давно погибла жена. Я научился скрытности у Эдди. Хотя у него она была обусловлена большой и, опять же, тщательно скрываемой ранимостью. Он очень хотел быть сильным, ярким, неподражаемым. И ему это удалось. Во всяком случае, все о нем так думали. И мало, очень мало, кто знал, насколько чувствительна его натура и как легко его можно обидеть, задеть. Правда, обиды свои он никогда не выставлял наружу и вообще, не мог обижаться долго. Не помнил зла. Никогда!.. Я же был, как сейчас говорят, пофигистичнее Эдди. Не то, что бы бесчувственным. Нет. Просто ко многим вещам относился куда легче, чем он. Эдди, например, буквально рыдал каждый раз, когда смотрел «Мост Ватерлоо» с Вивьен Ли… Смеешься? Мы тоже потихоньку ухохатывались над ним, а потом понимали, почему столько людей плачут от его голоса, его песен… Если же вернуться к моей персоне, то окончательным пофигистом я стал после смерти твоей мамы. Я наглухо запер свое сердце, решив, что достать его теперь невозможно никому. Кроме тебя, конечно. Ты и стал единственным светом в моей жизни. Прости за избитое выражение, но это так. Так длилось долгие годы и со временем становилось все более заметно. Только однажды запор не сработал. Только однажды…
-Когда? – тихо спросил Кайл.
-В тот день, когда умер Эдди. Мы знали… – Толларк вздохнул, отвел взгляд в окно — …знали, что он умирает, но как-то держались, видя, как он меняется буквально на глазах. Мы цеплялись за каждое новое утро, узнав, что Эдди… что он все еще жив. А он попросту превращался в привидение, призрак самого себя. Ему бывало чудовищно плохо, на репетициях или съемках клипов он неоднократно ложился, а скорее, падал отдохнуть. От него остались одни глаза. Одни глаза, Кайл! И только они оставались прежними. Живыми, яркими, обладающими огромным, теплым обаянием. И может быть, поэтому никак не верилось нам, не смотря ни на что, что он уходит. Неминуемо, навсегда… Не верилось до последнего его вздоха, последнего удара его золотого… именно, золотого сердца… Мы ценили его всегда, зная, ЧТО он такое есть. Но, воистину, лишь, когда теряешь, понимаешь всю тяжесть этой утраты. В ту ночь… Она была жутко дождливой, черной, словно, весь Лондон, все небо над ним, сиреневые сумерки в котором так любил Эдди, плакало о нем. Я думал, сердце мое разорвется! Сердце, которое давно, казалось, неимоверно давно забыло о слезах. Я плакал, помню, как ребенок… Да, так плачут только дети – отчаянно, горько, вкладывая в эти слезы все, без тени притворства и без капли надежды. Они же по наивности, просто еще не знают, что из любого положения есть выход, что все проходит и после ночи всегда наступает утро… Я знал, все мы знали, что утро наступит, что боль со временем утихнет. Все, как всегда! Но, Боже правый, мы слишком хорошо понимали, что никогда, НИКОГДА больше не увидим Эдди живым, не увидим его улыбки и не услышим голоса, шагов. И от этого плакали совершенно отчаянно и безнадежно… И это был последний, единственный за очень долгие годы раз, когда я позволил своему сердцу что-то почувствовать. А вернее, не выдержал. Просто не выдержал под натиском чудовищного горя… Может еще выпьем, а?
-Как всегда… – пробормотал Кайл, вставая с табурета. – Но может, для тебя так даже лучше будет…
-И что ты там ворчишь опять, а?? – обернулся к нему Ричмонд. — Скажи спасибо, если я сейчас еще выпью и спать завалюсь!
-Так я об этом и говорю…Для тебя это сейчас и в самом деле было бы лучше всего… Ты сейчас так об Эдди рассказал, что мне даже как-то не по себе стало, больно как-то.
-Больно… — повторил Ричмонд. – Да, наверное, больно. Ты даже представить себе не можешь, насколько больно это было тогда!.. Лучше бы тебе такого никогда не узнать… И знаешь, парень, что самое удивительное… или не самое… Потому что, сегодня все, как с катушек слетело!.. Я гляжу на эти вот рисунки, и у меня ощущение… Понимаешь, Кайл, она так написала Эдди, словно…словно тоже понимает, что значит потерять его! Или…что значит любить его так, что потом, потеряв, просто душа вон! Понимаешь, Кайл??? Ты это понимаешь???
-Если ты этого не понимаешь, то откуда мне понять?! Но разобраться точно не мешает – ты просто жутко меня заинтриговал!
Ричмонд глянул на сына уже явно осоловевшими глазами, ставшими от выпитого виски, кажется, еще больше.
-Еще чего?! Ничего я тебя не интриговал! Охота была!.. И вообще…Слушай,
мы тут наметили вылазку в ресторан. Пригласили и Мэри… Вернее, я предложил сводить ее в кабак и отметить знакомство.
-Ну, это правильно. И что?
-Да что ты все заладил – что, как, почему???.. Вот там я и хочу присмотреться…К ней… Ты, кстати, тоже приглашен.
-Вот те раз! – Кайл совершенно искренне вытаращил глаза.
-Да, да! Если хочешь, пойдешь с нами и тоже посмотришь.
-Что-то не представляю, чего это мне там околачиваться! Вы собираетесь своим кругом, Мэри знакома с вами, и тут – я! На тебе, здрасьте!
-Не городи чушь! Ты – мой сын, и этим все сказано. Кроме того, Джим мечтал сегодня о встрече с тобой… Неужели тебе не интересно?!
-Интересно, интересно…Хотя, присмотреться хотел ты!..
-А ты – разобраться!.. Я что-то не понял, ты намекаешь на что-то, мальчишка?!
-Не ори, папа!! – Кайл демонстративно потер ухо. – И ни на что я не намекаю. Боже упаси!.. Ты и без чьих бы то ни было намеков прекрасно развлекаешься!.. Но ты прав, мне тоже интересно на нее посмотреть. Ну, раз уж она так похожа на маму… Хорошо, я пойду с вами. А сейчас нам обоим пора отправляться спать! Во всяком случае, тебе. А я тут еще немного посижу с этими рисунками – я не все рассмотрел. Ты не против?
-Да валяй, смотри…Уснуть бы только!
-Уснешь. Ты устал, папа. Ты очень сильно устал, но сам себе не позволяешь понять этого.
Ричмонд выходил из кухни, но на этих словах Кайла обернулся и посмотрел на сына таким взглядом, словно, и не пил за весь день ни капли.
-Боюсь, тогда я и закончусь.
И тут же его удивительно яркие, невероятные глаза Ричмонда Толларка снова заблестели. Только блеск стал иной. Или Кайлу показалось…
Видимо, Ричмонду удалось уснуть, ибо Кайл просидел на кухне, наверное, еще около часа, но отца не было слышно. Он долго рассматривал черно-белый портрет своего отца, вглядывался в черты человека, которого любил, очень любил, но, как оказалось, знал ничтожно мало.
-Ричмонд Толларк, как темная сторона Луны… — пробормотал Кайл. – Правда, об обратной стороне Луны знают все, но ее никто не видит, а с Ричмондом Толларком наоборот – все видят его, но никто не знает, что это его обратная сторона. Все видят, что с ним что-то не так, но никто не понимает, как это страшно… Впрочем, понимает Брэндон. Но такого коварства, что подозревает папа, я даже представить не могу с его стороны! Тогда откуда все это?? Откуда она, чужой человек, хотя, и поклонница группы, могла почувствовать такое?? Каким сердцем это можно почуять на таком расстоянии??.. Не понимаю…
Кайл поднялся, достал из холодильника минералки, сделал несколько жадных глотков и, закурив, вернулся к рисункам.
Чувствуя, что глаза неумолимо слипаются под натиском сна, Кайл уже хотел сложить акварели в папку…Что это?? Внезапный аромат апельсинов и еще, кажется, ванили…Кайл взял в руки рисунок. Наверное, сон, напористо вытеснявший реальность, впустил сюда, в прокуренную кухню этот удивительный аромат пронзительно чувственной, нежной ночи… Кайл видел разрезанные, истекавшие соком апельсины, сладкое…непременно очень сладкое печенье в вазочке, остатки золотистого вина в бокалах, крупные, яркие… уставшие цветы…Парча и бархат, еще очень неуверенный, еле занимавшийся за окном рассвет и… такое ясное ощущение теплой, мягкой ладошки, наивно и доверчиво лежавшей в…его руке…Легкая, сладкая дрожь пробежала по его телу, Кайл быстро сунул рисунок в папку и захлопнул ее. Он не был испуган, о, нет! Но ощущение чужих чувств, чужой нежности и страсти… Словно, в замочную скважину подглядел. Что же это?? Как это объяснить? Как понять… зачем появилась эта девочка с лицом его матери, которая почувствовала, увидела то, что ей не предназначалось…Тоже подглядела. Но чье это? Ричмонда Толларка? Мэри Ли?.. Лучше ему тоже пойти спать!
Еще почитать:
Тайный пляж. Часть вторая.
Тяжёлое воспоминание — «Однажды, в новой сказке»
Школа шиноби. Книга первая. — Часть 63. Продолжение еще впереди.
Сергей ;Загребалов Феномен’s. Черный цвет. Мы не можем вырвать ни одной страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь саму книгу. Часть 1. Мотив для жизни. Глава 4
«
»
