Аркадий подошёл к костру и взял сапоги, которые оставил немного посушиться с вечера. Вот дела: носок левого сапога расплавился и висел теперь грустной резиновой каплей. «Что, плохо тебе, дружок? Мне тоже…» — подумал Аркадий, взял перочинный ножик и срезал каплю вровень с подошвой. К счастью, сапог проплавился не насквозь, поэтому просто стал на полтора размера короче.

Через день Катя объявила последний дневной переход. И сказала, что решила немного срезать путь, а то и так все устали.

«Мы пойдём короткой дорогой!» — эту фразу следовало бы запретить Женевской конвенцией.

В общем, они пошли короткой дорогой и шли девять часов по тайге. Иногда тропой, а иногда и просто по лесу. Где-то на седьмом часу Аркадий начал терять человеческий облик — он сидел, как ростовая кукла, безвольными движениями отгоняя мошкару и  отталкивая Скачка от деревьев. Ему казалось, что идут они куда угодно, только не в сторону базы, и впереди ещё часы и часы этого раскачивания в седле, а потом… потом…

Образ ужасающего «потом» не успел окончательно оформиться, они вышли на грунтовку и Аркадий вдруг узнал то место, где они идут. Совсем рядом! А ещё… надо же, как изменилась грунтовка. Из зубодробительной костотряски первого дня она всего за неделю с небольшим стала ровным шоссе. Или это конь стал мягче?

Через час, расседлав коней и покончив с обедом, все сидели в полутьме аила. Двигаться не хотелось, не хотелось ничего, только продолжать сидеть, пить смородиновый чай и смотреть, как дым от очага путается в поперечных балках и исчезает в солнечном отверстии в крыше.