Я обратился взглядом на номер новенького – первый отряд, двадцать четвертый по счету. Пополнение у нас было нечастым, да и можно ли желать кому-то такой радости. Мы вновь пересеклись взглядами, темная голова и голубые глаза поистине прекрасное сочетание. Мои же карие глаза особо не выделялись на смуглой коже.

— Меня зовут Сеня, хотя погоняло мне дали Тень. А тебя? – Осторожность в лице моего соседа сменилась на отстраненность.

— Владимир. – Он вернулся к каше.

— Вряд ли кто-то возьмется выговаривать твое имя полностью… Как насчет Вовчик? – Меня мгновенно окатили невозможно холодным взглядом, я едва сглотнул ком в горле. – Остановимся на Влади…

В этот момент к нам повернулся Кастет, толкнув моего соседа под ребра.

— Эй, чепушила…

Ложка нашему бугру влетела прямо в лоб, я в оцепенении раскрыл рот, а вот подорвавшийся с места Кастет успел перехватить новенького за грудки, подняв с места. Оглушительный возглас инспектора осадил обоих. Лейтенант материализовался у наших столов, как джин из лампы. На русском матерном всех вернули в суровую реальность.

Я вжался в свое место, не зная куда деться. Большинство привыкло, и на голове у обоих зачинщиков и волосинки не дернулось, пока я складывался вдвое под криками охранника, угрожавшего дубинкой отходить всех и каждого. 

Владимир обернулся ко мне, замечая мой скомканный вид. Он не отрывал от меня глаз, пока инспектор не остановился в своей тираде. В столовой воцарилась минута тишины, а затем вновь загремела посуда.

Уткнувшись в наблюдение серого неба за окном, я старался максимально абстрагироваться от происходящего. Слабой болью отзывались мои свежие шрамы, я лег головой на стол, вглядываясь в очертания облаков.

— Можешь звать меня Штирлиц, — негромко отозвался мой сосед по столу. Я в непонимании молчал, да и стало как-то плевать. Здесь этот парень наживет себе только проблемы. – Это из-за фамилии и… Прозвище дал надзиратель. Так-то я Владимир Шнайдер. – За мной ответа не последовало, а народ в столовую продолжал прибывать, потому как трапеза только-только начиналась. – Что ты пытаешься высмотреть за решеткой?

— Я смотрю сквозь нее… — отрываясь от стола я перевел на него взгляд. – Арсений Миронов. И… тебе не стоило быть резким с нашим бугром, подписал себе приговор на ежедневные муки.

— Не страшно.

— А вот и зря… 

— Ты давно тут?

— Два года и два месяца. Стараюсь представлять себя в старинной английской школе для мальчиков, чтобы умом не тронуться.

Шнайдер усмехнулся, я и сам невольно улыбнулся своим словам.

— Расскажешь, кто здесь кто?

Мой взгляд пронесся по головам, и я выцепил из нашего ряда близнецов. 

– Вот те, одинаковые, — я кивнул на следующие за мной номера, — Санек со шрамом, Миха просто тупой. Их кличут Раз, Два. Приехали к нам из соседнего города. Первые недели они с голодухи подчищали тарелки за всеми и их постоянно тошнило. Кто-то из второходок сказал, что в нашей колонии действительно, как в санатории: кормят, лечат, учат. Попадешь в Россию, гастрит – это первое, что ты схлопочешь, это если не брать во внимание избиения… — я замер, вспоминая, о чем начался разговор. — Так-то близнецы зарезали школьника. Сначала хотели просто толстовку и кроссовки отжать, а он начал им петь песни, мол, они детдомовские. В общем, не долго музыка играла. Пацаны у себя в городе половину срока в ШИЗО сидели. Наш же изолятор они в глаза не видели за все время. Папка умеет построить.