— Он умер спокойно, и это главное, Кусь. – Пытался утешить её Норн.

— Самое страшное, что перед его смертью, мы так и не помирились… господи, отца не стало с ненавистью в сердце к своей дочке! Почему…- Куся положила голову на плечо Норна и плакала взахлёб минут пять, пока её голос не стал постепенно стихать. – Почему я не говорила с ним… к чему эта гордость, если она приводит только к… боли…

— Я уверена, что на том свете он принял твоё сердце. Принял тебя, Кусь. – Линда подсела к ней, ровно в тот момент, когда подошел Финко и молча, поставив на стол три бокала и бутылку креплёного виски — удалился.

Разлив горячительный напиток, они подняли руки вверх, и не чокаясь опрокинули бокал за один раз.

— Главное, что ты была рядом, Кусь. – Продолжил Норн. – Умереть в темноте и полном одиночестве – хуже всего на свете. Меня не было рядом, когда моя мама испустила свой последний вздох. Одна, в маленькой, старой комнатушке. Я… — он испустил тяжелый, продолжительный вздох, — черт, я до сих пор помню её прощальное письмо, это невозможно забыть, но… я думаю, что можно научиться с этим жить.

Посильнее прижав к себе Кусю, они просидели так весь вечер, пока две бутылки крепленной огненной воды полностью не опустели.

Пузатый транслировал уже привычное пятничное телешоу о молодой девушке, полностью изменившей себя, о Сэме, которая, собрав вещи, всё-таки решилась сжечь все мосты: