Нагадала грусть.

В гамаке качались

Весь почти что вечер.

И дымился на веранде

Бабкин самовар.

Всех ли воинов Спарты,

Всех ли звезд Медведицы,

В небе слишком низком

Тебе насчитал?

И когда мне станет тридцать –

Не найду уклада.

Шляпка где, с пером гусиным?

И колодец пуст.

Слишком сладки были груши,

Слишком спелы мальвы,

Что ж останется к началу

Если обернусь.

Где всегда среди смешков мне

И не мытых чашек,

В картах, за тузом трефовым,

Выпадала грусть?

2

Ты бабочка летающая днем,

Ты сказочка рассказанная ночью.

И вот уж ночь становится короче,

А день – ничто не ново в нем.

Словечком не дознаешься до истин.

Сердечком не раскаешься в грехах.

Не передашь без сердца на словах

Осенние запахнувшие листья.

Июль 1987

Эмигранту

Ты рассталася с домом,

Сжав ребёнка к груди и губам.

Ты ушла и по улице сором

Ветер гнал твой девический срам.

Как и прежде, всё в доме осталось,

Видно время ничто не берет.

В тишине колыбелька качалась,

Догорал в медном блеске киот.

Сколько выжгла ты взглядом суровым,

Сколько в слезах топила живьем,

Мне мерещилась в рясе холщёвой,

И молилась, молилась о Нем.

Как мне высказать, слов я не знаю,

Видно тем не замолишь грехи.

Видно век твоего очертанья

Не отмыть из проема двери.

Июль 1987

О далеком

Ближе годам, может, семидесятым,

Годом ли раньше или годом позже,

Легче внималось словам невнятным,

Шире была и Сенная площадь.

Может, и было тогда, как надо,

Может, и были – святые мощи.

Не то, что теперь, – торопливым шагом –