От пуховой перины и сладкого сна

До последнего детского платья.

И так чудно-прекрасен молний разряд,

Озаривший все запахи, звуки.

Так смешно, так ненужно ботиночки в ряд

Осторожно! – до новой разлуки.

Май 1987

Весна

И конечно разрослась баснословная чушь.

Междоусобицы веток, соком почки набухли.

И вздыхает и плачет, машет небо рукой,

И раскроет мне в книге всевозможные бездны.

И каким-то безсмертьем – пахнет чистым белье.

Безконечным рассветом – пахнет

ландышем крепость.

Улыбалась мне нежно любовь бытием,

И во множестве бедствий много чашек разбила.

Сколько было на Невском для газет новостей,

Зарев утренний всполох раздул занавески.

Остановкой в безпамятстве сколько будет еще

В моей жизни ухоженной суть ночных одиночеств?

Все ли поздний ночной иноход-пешеход

Доказал, перебив, шагом ночи безбрежье?

Станет новым созвучьем, станет шагом его,

И нарвет с невских веток нам весенних сережек.

Холода отступают, точно сглазят весной,

По брусчатке брести прочь без всяких сомнений.

Остается нашептыванием не сказать ничего:

Есть преимущество верить

в неприкосновенное чувство.

Май 1987.

Дачное лето

1

Той одной единственной,

Долгой, слишком долгой,

Дачной бестии мстительной –

Платьице в горошек.

Что ни день – усталость, нет

От жары спасения.

И в моей душе нашлось

Крови на стакан.

Из колодца пили воду

Наклоняясь звезды.

И вдали бежала взапуски

Берегов Ока.

В дачном сарафане

Набрала ромашек,

И без лишних слов и взглядов мне