«И вот они оказались в тылу осажденных,
в то время как те все еще со стен пускали стрелы» (Григорий Турский. История франков. Книга 2. 33)
Горячий, словно пламя кузнечного горна, оранжевый шар, протащив за собой синий хвост, ядовито зашипел в остатках воды, сиротливо плескавшихся в полуразрушенном каменном канале. Его собрату повезло уже больше. Влетев почти в центр строя, он расшвырял в стороны ратников ополчения, будто те были булерами, брошенными на поле неумелым игроком*. В этот же миг ещё два смертоносных посланца, словно чудовища, которых небожители послали в наказание роду людскому, вцепились в хвост и голову походной колонны. Ещё мгновение, и всё вечернее небо наполнилось этими, не предвещавшими ничего хорошего, звёздами.
Почти без звука вгрызались они в землю, в остатки домов и стен, в боевые порядки аламанов, но раны на всём этом оставляли страшные. Тем, кто был пожран ими сразу, ещё повезло. Хотя и с жуткими, смердящими, источающими безобразные чёрные потоки ранами, но уже не зная боли в том виде, в котором знакома она живым, направлялись дружинники и ополченцы в чертоги Великого. Для менее удачливых воинов всё только начиналось. Многие из них неплохо знали, что такое пожары или горящие стрелы. Но стоило лишь вскользь задетому таким шаром бойцу отбросить щит или скинуть плащ, как у него начинали гореть руки, в которых те были. И сколь бы ратник ими не тряс, как не поливал уксусом*, пламя разгоралось только сильнее. И нельзя было приказать другим тушить этих несчастных. Во-первых, отряженных людей, скорее всего, ждала та же участь, во-вторых, это значило окончательно смешать ряды, всё больше превращавшиеся в шествие живых факелов.