Бабушка ушла в кухню и принесла большущий «Тульский» с узором Кремля на глазурной поверхности.

– Ешь, горе ты мое!

Бабушка садится рядом, собирает всю косметику. С сожалением смотрит на остатки духов во флаконе.

– А поссиму горе? произносит с трудом, прожевывая

сладкую массу.

– Ну а что, счастье что ли? – ласково треплет по голове. – У нас теперь не дом, а парфюмерный магазин. Это амбре не скоро выветрится!

Марина заметно сникла. Даже жевать перестала.

– Прос – си, бабуль! – не без труда проглатывает очередную порцию с молоком.

– Да, ладно, сделанного уже не воротишь. Жаль мама расстроится. Эти духи очень дорогие…

– Очень – очень?! – смотрит на полку, где стоит копилка в виде поросенка.

– Даже не знаю…– машет рукой, с улыбкой перехватив взгляд внучки. – Но уверена, твоих сбережений будет явно недостаточно. Даже с моей пенсией вместе. И мне достанется на орехи…

– А тебе за что?! – удивление было неподдельным. – Ты же ни в чем не виновата!

– Что не досмотрела.

Бабушка открыла форточку. В комнату ворвался прохладный ветерок, заигравший страницами альбома с раскрасками.

– Может выветрится, – произносит с надеждой в голосе. хоть немного…

– Надежда умирает последней.

– Я же не нарочно…

– Ладно. Прорвемся…