***

Луна, излучающая холодный притягательный свет над бездушным складом трупов. Скоро и я там окажусь. Не увижу Луну и её свет, не увижу Эли…Если бы только было возможно узнать, увижу ли я её, я бы не боялся умереть.

Кид упал на колени и жадно всматривался в каждый сантиметр мерцающей, убывающей Луны с её, похожими на родимые пятна дымчатыми кратерами.

— Ты всегда покровительствовала мне. Твоя безмятежная печаль, нежно стискивающая сердце, вдыхала в меня жизнь, — он нервно ухмыльнулся и продолжил, -Когда меня не станет, помогай Эли, прошу. Эли должна справиться, чтобы ни было она должна справиться.

                                                                                                                                     ***

Он запомнил только нож в руках, дико трясущиеся окровавленные ладони, комнату и Эли… Обескровленную, бездыханную Эли. Кид проснулся в холодном поту, сжимая рубашку на груди.  Он кричал долго, до намеревавшейся открыться раздирающей хрипоты. Затем подошёл к окну, раскрыл его, прерывисто содрогающимися, ослабшими после сна руками. Луна плавно рассеивала ледяной свят над моргом, деревья вздыхали беспокойными урывками, покачивая ветками, словно прощаясь с умершими.

— Нас учат жить всю нашу жизнь, а как уходить нас не учит никто. – шёпотом произнёс Кид, боясь растревожить ночную лунную тишину. Он аккуратно закрыл окно, отошёл от него и затаив дыхание приложил кончики пальцев к корешку книги, стоящей на стеллаже во всю стену. Кид, не убирая пальцев от корешка прошёл к другому, затем к третьему, четвёртому…Только дойдя до конца стеллажа, он осознал, что задержал дыхание на это мгновение. Вдохнув, Кид взял книгу и открыл страницу не глядя, наугад. Он знал, что эта книга прекрасна, а это значило, что можно открыть любую страницу и всё равно остаться удовлетворённым, почувствовать что-то сокровенное, искреннее и наивысшее. Что-то необъяснимое, но близкое:

«Дрожу под ветром злой зимы,

Рассвет мой скрыт за тучей тьмы…»

— Интересно, — выдохнул Кид, прочитав вслух эти строки, — жизнь всегда была мрачным поэтичным праздником смерти или лишь теперь стала бесповоротно и окончательно таковой? Был ли хоть день, когда я не думал о смерти и не чувствовал её мерзкий шёпот и бормотание на ухо?

Кид сел на пол и, закрыв глаза, медленно сказал:

-Был. И в этот неподдельно наполненный жизнью день я встретил тебя, Эли.

                                                                                                                                    ***

— Кид, прошу тебя не вертись. Ну будь хоть капельку снисходителен к моему труду! А, да что ты делаешь, варвар ты бессердечный! — Эли смеялась от того, как Кид корчил нелепые и забавные рожицы, пока она писала его портрет. Он уже тогда знал, что умирает и всеми силами старался её рассмешить, запомнить каждую ноту её щебечущего смеха. Эли чувствовала, что что-то не так, но ей не хватало смелости остановить «счастливый спектакль». Она чем-то потаённым, негласным, но упорным понимала, что смех для него – это как глоток воздуха для утопающего. И смела ли она прервать его дыхание…?