В своем ропщении неистовом.

Я успокоен осенью сырой,

В ней скрыта власть всего, что в нас мятежного:

То загрустит за совестью слепой,

То разберёт по косточкам всё нежное!

Пустыни соберу последние листы,

Взгляну без чувства в океан желтеющий…

Угрюмой осени печальные черты

Моего прошлого в покое дремлющем.

Октябрь 1984

Дом детства

Был дом на Петербургской стороне

С цветною занавеской на окне.

И вот для нас совсем уже не новость

Далёкая прочитанная повесть.

За всем косноязычием квартир

Есть пустота, затертая до дыр.

Увы, произносимая не громко,

И вся – эпизодического толка.

По лепестку осыпалась сирень,

Осталась восхитительная тень.

И по привычке тянется к балкону,

Резную обвила колонну.

И комната таинственно темна,

Полоска света на стену легла. –

Так юность, ничего не понимая,

Украсила себя цветами.

На тех колоннах долго простоит,

Напрасно ничего не говорит.

Присутствием о чувстве невозможным

Свидетельствует прошлым.

Петербург 1984

* * *

Все та же чреда разлук,

И жизнь без любви, без радости.

Всё та же рука из рук…

С какой-то мне дикой жадностью!

И та же всё сжатость губ,

И взгляды, а в них – заброшенность.

И тот же все мир вокруг,

И та же в нем неисхоженность.

Ноябрь 1984

* * *

За каждым днем я вижу неизведанное,

За каждым словом смысл таинственный, чужой.

Но я на каждый случай вам ответствую –

Я не желаю знать, что тайно движет мной.

Вот ночь, луна над садом, запах цвет,

И каждый шорох, каждое движенье,