— Ешь давай, — но у нее у самой кусок в горло не лез, она просто ковырялась в тарелке.

— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так делаешь.

— Давай поступим следующим образом: я перестану ковыряться в тарелке и поем, а ты после завтрака молча уйдешь и оставишь меня в покое.

Он молчал и внимательно смотрел на нее. Она и сама не понимала, почему ведет себя так. Она хотела, чтобы он остался, она хотела услышать почему он не пришел сразу. Но как будто в ней заседала детская обида.

— Я хотел прийти сразу, как решил все свои дела. Но узнал, что подожгли твою квартиру из-за меня. Я хотел лишь убедиться, что рядом со мной ты будешь в безопасности.

Она молчала, что тут можно сказать? Он беспокоился о ней, если это правда, конечно. С другой стороны, ему незачем было врать о таких вещах. Он продолжил:

— Я ждал и ждал… И когда прошло уже 7 лет, я испугался… Я подумал, что ты уже давно счастлива и я тебе не нужен. Я струсил узнать правду о тебе. Я трус, Соф.

— Понятно. Ешь, — она положила кусок яичницы в рот.

Они молча закончили завтрак и просто сидели за столом. Она его перестала выгонять, а он перестал, что либо говорить.

— Соф я…

Но его перебил детский голосок:

— Я дома, — девочка сразу прошла на кухню — Ой.

Она не ожидала увидеть их на кухне.

— Ты рано, — мать протянула к ней руку, та подошла и обняла ее, внимательно смотря на парня.

— Нам надо поговорить, — она говорила это медленно — За мной.