Саншайн мигом всё разложила по тарелкам, рис, ферментированные овощи, сардинки и в центр стола поставила большое блюдо с креветками. Палочки и тарелки в стиле ваби саби Каори очень тронули. Каори посмотрела по сторонам, ей понравились постеры старой японской живописи, а от рисунков, на которых она была изображена, не могла отвести глаз. И не потому, что они хорошо нарисованы, а потому, что они содержали моменты их совместной жизни. Она узнавала эти моменты и те приятные  слова, которые я ей говорил.  Может ей эти слова и нравились. Она чужая в этой стране, а я её обожал, именно как чужую.

— Ви Джей-сан, ты меня не забыл!

— Каори-сан, он о вас в дневнике пишет каждый день, иногда стихами. Я всё читаю и иногда исправляю его стилистические ошибки. Он пишет английскими словами, но на чужом языке, который я не знаю.

        Мы сели на пятки за низкий столик и стали кушать. Потом Саншайн в маленьких серебряных чашечках принесла матча.  Все притихли, этот чай не для разговоров, а для осознания момента. Затем Саншайн встала и сказала:

— Папочка, я беру машину до завтра, как договаривались, и уезжаю к своим друзьям. Верну её тебе завтра в спортзале. Надеюсь, ты не рассыпешься во время ходьбы две мили до зала?

— Бери, бери и покажи девчонкам журналы мод.

— Ты самый лучший из всех пап,- сказала она и чмокнула меня в лысину.