— Микеланджело, кровинушка моя! Твои крепкие объятия я узнаю всегда! – восторженно вскричала она и обернулась, — боже мой, ты выглядишь как большой чертёнок. Ну-ка снимай эту рвань и забирайся в ванную, пока есть вода, а пока всё постираю.

— Тётушка, ну что вы со мной, как с ребёнком! Я уже взрослый мужчина!

— Не спорь со старухой, иди мойся, грязнуля!

Мик подчинился тёте и отправился в дом. Внутри дом выглядел вполне даже уютно. Комнаты были прибраны и тщательно вычищены. «Тётушка не терпит никакой пыли и грязи!» — усмехнулся парень. Для Мика всё было здесь как до войны: роскошные ковры на стенах, огромный немного потрескавшийся дубовый стол с частично утраченным чайным сервизом, серванты со всевозможной посудой. Единственное, что выделялось это трещины на стенах и голый потолок, с которого свисала лампочка вместо привычной люстры. Кухня была частично разрушена и поэтому тётушка там не готовила, для этого она выделила спальню Мика. В ней было также блистательно чисто, как и в прошлой комнате. Пара выцветших армейских плакатов всё ещё висели над его кроватью, на месте рабочего стола стояла слегка побитая плита, на которой тётя бережно готовила обед, а стол был подвинут в угол рядом с окном, где раньше стоял увесистый шкаф. «Не выдержал, дуб» — пробормотал Мик. Вместо кровати на полу лежал матрац покрытый простынёй и одеялом, на котором лежала подушка. Рядом висела покосившаяся от трещин на стене полка со старыми трофеями и игрушками. «Медаль за отличную учёбу, кубок по греко-римской борьбе, приз за лучший гимн» — бормотал он снова. Он вспоминал своё детство, как наивно считал, что новая власть освободит страну от изменников и врагов, но сейчас его мысли резко изменились. Он чувствовал вину за то, что пошёл на фронт, за то, что его семью расстреляли, за то, что повёлся на лживую пропаганду своих некогда воспеваемых им вождей. «Брат бьёт брата, отец сына, сын отца» — эта фраза как будто бы вцепилась в его мозг и не отпускала.