— Да ты задолбала! — Павел развернулся к кукле. Та замерла, будто и не двигалась с места никогда. Будто не было этих десяти минут рассечения по пересеченной местности квартиры вслед за новым хозяином.
Агрессия Павла объяснялась тем, что на куклу не действовало ничего из известного. Ни вода освященная (просроченная, что ли?), ни молитвы из карманного молитвослова, ни обещания отправить на переплавку.
Молодой мужчина снял куклу с миниатюрного трехколесного велосипеда, выпрямился и вгляделся в карие кукольные глазки.
— Ты что-нибудь, кроме езды на велике, умеешь?
Кукла закатывала глаза и молчала. На ощупь — гладкая, холодная. Светлое платье с пышной юбкой и рукавами, выглядывающие из-под полы белые панталоны, носочки, пластиковые туфельки. Да викторианский чепец (или как его?) поверх коричневых кудряшек. Ресницы длиннющие, тело бледное, румяна во все щеки.
Красотка, вдобавок молчаливая. Просто прелесть.
Павел поставил куклу на пол и вернулся на кухню. Там, взяв со стола сотовый, со второй попытки набрал номер телефона. Звонкий топоток известил о приближении новой знакомой, и парень предусмотрительно притворил дверь. Гудки.
Гудки.
Рука сама потянулась к пачке печенья — нечего сладости на виду оставлять.
Гудки. Хруст печенья. Звон стекла из комнаты.
— Зашибись! — Павел рванул дверь на себя и ворвался в гостиную. Так и есть. Стеклянному столику пришел капут. Рядом стоящая кукла словно не при делах.
Я пока ничего не понимаю
