Серега, схватившись рукой за левую половину груди, с перекошенным лицом медленно оседал на землю, сраженный инфарктом.

            За ним сползал по столику Гришаня, пораженный инсультом.

            Седого стало трясти крупной дрожью, от чего он стал напоминать шамана, пораженного эпилепсией, во время культового обряда. Сиплый почти закричал «Зинка — сволочь!», вскочил и куда-то совсем уж было побежал, но на пути ему встретилось дерево. Сиплый из всех сил впечатался в это дерево и, обливаясь кровью, плашмя как доска упал назад.

            Все происходило с быстротой молнии. За это время водка вылилась только наполовину. И все, кто мог еще видеть, наблюдали словно в замедленном кино, как прозрачная струя безжалостно устремлялась в небытие и, совершив последние конвульсии, иссякла. Паренек спокойно закрыл пустую бутылку пробкой и, подойдя к урне, аккуратно бросил ее в мусорное ведро. И не оглядываясь, поправив сумку, в которой звякнули бутылки, направился со двора.

            Серега и Гришаня умирали, валяясь одинаково бесполезными телами на заплеванной и загаженной окурками земле.

            Седой вовсю плясал всем телом. Именно в таком состоянии его впоследствии и определят в психиатрическую лечебницу. Навсегда.

            Сиплый лежал окровавленный и не подавал признаков жизни.

            Петрович, приоткрыв один глаз, оценил сложившиеся обстоятельства. Обстоятельства ему крайне не понравились, и он предпочел побыть мертвым еще неопределенное время.