Уполграж, благодаря солидной подготовке в области безопасности техпроцесса, начатой еще при старом режиме и продолжившейся в столичном учебном заведении при новых порядках, мелкие нарушения устранял ежедневной профилактикой, серьезные обсуждал с представителями трудовых родов, объясняя цепочку неблагоприятных событий, могущих привести к большой беде, иногда за чашкой спирта в заводских комнатах переговоров. Изредка, в не терпящих отлагательства случаях, составлялся протокол, используемый заводскими как предлог требовать срочного финансирования. На все корпоративные хотелки своего начальства, Уполграж зевал в сторону, прекрасно понимая, что завод по большому счету работает на государство, и задержка выхода продукции или невыполнение контракта по вине нарушения безопасности техпроцесса, автоматически сделает крайним виновника торжества, и никакая корпоративная поддержка его не спасет. Уполграж интенсивно изучал техпроцесс снизу доверху, облазил все закоулки и дворики завода, везде натыкаясь на следы минувшей Великой Войны, вследствие режима охраны завода и постоянного напряженного плана выпуска продукции, остающимися нетронутыми. Избитые и посеченные пулями и осколками старинные корпуса цехов, царской краснокирпичной кладки, открывали, при внимательном осмотре, иногда замаскированные фальшпанелями или большими стендами узкие ходы в подземное пространство старинного завода, попав в которое, можно было перемещатся с фонарем под большинством цехов, натыкаясь то на залитое водой по колено заброшенное стрельбище со стоящими тут же в воде станками для пристрелки трехлинеек, то на сводчатые, желтого кирпича, человеческого роста штольни с уклонными каналами в средине каменного пола для стока жидкой нефти, питавшей работающие при царском режиме движки-нефтянки фирмы Нобеля, посредством длинных приводных ремней дающих обороты всем станкам цеха. И везде в маслянистой пыли дорожек виднелись втоптанные десятилетиями и до конца не убранные русские и немецкие стрелянные гильзы и прочие следы войны. В некоторых местах в разветвлениях штолен были заваренные металлические еще кованые двери с массивными заклепками, подозрительно напоминающие двери в переборках императорского русского флота, заказы которого завод в свое время исполнял. Фонарь, светящий с пыльных ступенек в нижнюю щель двери, образовавшуюся в результате многолетней коррозии, высвечивал какие-то почерневшие от времени нары и иногда лежащие на этих нарах металлические неопределенного цвета ящики с приклепанным дюралевым германским орлом. Изредка, спавшая весной вода, которая прибывала в подземелья почему-то зимой, вымывала в коридоры разветвленных многоярусных штолен то германскую каску, то человеческий череп. Однажды Уполграж наткнулся в штольне под цехом на связку немецких солдатских дюралевых медальонов, почему-то неразломленных по делящих их надвое просечке. Связка была на медной, позеленевшей от времени проволоке, Уполграж отнес находку начальнику цеха. В те годы ходило немало слухов, что сытые немцы платят за такие находки твердой валютой и Уполгражу было интересно, как поступит начальник цеха. Сам Уполграж такие находки бросал в соляную кислоту, предварительно прочитав, и дымок от реакции символизировал очистку от следов пребывания захватчиков и убийц на земле Великой Битвы. Начальник молча взял связку потемневших от времени медальонов и повел за собой в цех. Подойдя к бушующей огнем вагранке, без замаха бросил связку прямо в середину чвакнувшей раскаленной и ослепительно парящей металлической жижи. «Сами пришли»: коротко пояснил начальник и пригласил в помещение переговоров на чашку спирта. Там, в непринужденной доверительной беседе Уполграж узнал, что эта связка медальонов не первая и не последняя.