Раньше, до заражения, я любила музыку. Она спасала от печальных мыслей. Болезнь лишила меня и этого: теперь от звуков инструментов ощущение такое, словно мозг в черепе чешется, а глазные яблоки противно вибрируют. Я видела в новостях, что это у всех заражённых так, люди вешают на стены домов музыкальные колонки, чтобы отпугивать бессознательных, рыщущих в поисках еды.

Теперь у меня не осталось никакого утешения: ни музыки, ни маникюра, ни бога. Я подумала и решила, что в происходящем сейчас нет никакого высшего смысла. Когда по воскресеньям приходит священник, я не выхожу к нему. И не молюсь.

Осталась лишь злость — на всех, и на бога тоже.

Я буквально чувствую, как она растёт с каждым днём.

Неделю назад пошла на собрание Игоря. Одно из этих его секретных собраний по утрам, пока нет волонтёров. Послушала. Повезло ему, конечно, со вставной челюстью — разговаривает чётко и внятно, не то что все мы. Мои слова даже Вика понимает через раз, а волонтёры в основном лишь качают головой и улыбаются с извинением.

Поначалу, когда Игорь попал к нам и начал свою пропаганду, я сочла его психопатом, фанатиком. Это же паранойя чистой воды — что нас держат в этом ангаре вовсе не для того, чтобы помочь восстановиться, а чтобы испытывать яды и всякую химию. Мол, количество заболевших растёт с каждым днём, и здоровые понимают, что они уже в меньшинстве, что им нужно оружие против нас. Я, глядя на наших волонтёров или на Вику, отказывалась верить в этот агрессивный бред.