Я стоял у входной двери и прокручивал в своей голове лишь одну мысль: что это был за топор и почему он в крови. Меня охватили самые противоречивые чувства. Хотелось одновременно и узнать, что на самом деле здесь произошло, и также возникало желание оставаться в неведении. Холодок пробежался по телу, и я посмотрел на дверную ручку. Неожиданно на ней оказался красный отпечаток чей-то руки. Ещё больший страх овладел мной: ноги дёргались в конвульсиях, – казалось, что скоро они и не смогут удержать всё моё тело, – одежда пропотела уже насквозь, как от истошной жары, так и от неумолимого ужаса, разум окончательно отключился и не мог мыслить здраво, переключившись только на животные инстинкты.
Какое-то время я продолжал стоять у двери и глядеть на эту злополучную ручку – мне никак не хотелось дёргать за неё. Отпечаток продолжал рождать куда больше вопросов, чем ответы на них. Моя фантазия воссоздавала самые сумасшедшие и невообразимые образы, что подпитывало мой и без того огромный страх. Мысль о том, что здесь могли кого-то убить, не поддавалась моему сознанию, я не мог в это поверить. А тем более пугало то, что я сам мог сейчас стать чей-то жертвой, оставить после себя лишь красные капли на этом старом ржавом топоре в качестве памяти, а после уйти в небытие мучительной смертью, захлёбываясь своей же собственной кровью – всё это призывало меня убежать подальше отсюда как можно скорее. Я поддался страху.
Но, как только я повернулся и хотел уже делать ноги, вдруг дверь распахнулась. Я стоял как вкопанный – на мои плечи будто свалили тяжёлое ярмо. Разум окончательно погрузился в океан смуты, ноги стали дёргаться ещё сильнее, а в горле встал сухой горький комок, и я не мог выговорить ни слова – меня охватило оцепенение. Душа ушла в пятки.
Казалось, что вот-вот и жизнь оборвётся в сопровождении моего истошного крика боли. Однако всё, что я чувствовал, – это был лишь чей-то острый взгляд, пронзающий меня буквально насквозь. Он смотрел мне прямо в душу, изучал её особенности и тёмные уголки, которые не заметны невооружённым глазом простому обывателю, перебирал самые разные окрасы и предрассудки, оценивал и делал вывод, основываясь не на установленных нормах морали и этики, а на определённых причинах, в следствие которых и формируется так называемая личность, состоящая, как говорят многие, ещё из куда больших индивидов и противоположных полюсов. Так называемая “социальная шизофрения”. “Неужели я такой?” – мимолётом на ум ко мне пришла эдакая мысль. После этого я начал слышать дыхание. Оно заглушило все звуки вокруг, встало в ушах и не отпускало из своих густых нитей, нервно поддёргивавшихся от стуков моего изнеможённого сердца. Я аккуратно шёл по этим сплетениям, из-за всех сил держа равновесие и стараясь не упасть в более глубокую пучину безмолвия и безызвестности – нужно было прислушиваться к каждому вдоху и выдоху, чтобы прочувствовать малейшую тонкость звучания и ритма. Это давало определённую информацию о незнакомце. Дыхание было учащённым. Cкорее всего его ошеломило моё присутствие – он не ожидал увидеть меня здесь. Чувствовались тревога и испуг, охватывающие всё пространство моей души.
И так можно было бы ещё долго простоять, вслушиваясь в это похрипывание. Но, неожиданно для себя, я взял волю в кулак и медленно повернулся назад. Передо мной стояла хилая и мелкая старушка. Она была худая до костей, – сначала даже показалось, что на пороге появился скелет, нежели человек, – на лице виднелись морщины, а волосы охватывала седина – при первом рассмотрении её внешность мне кого-то напомнила, но скоро эта мысль вылетела у меня из головы. На ней было тёмное разодранное платье, на которой местами проскальзывали старые заплатки; нижнюю часть лица прикрывал платок того же цвета, переплетённого сзади в крепкий узел, – видимо, она что-то скрывала под тканью, так как, когда я в первую очередь заострил внимание именно на этом, она немного отвернулась в сторону, будто моё любопытство её смущало. Босые старушечьи ноги были слабыми и исчерчены скользкими неприятными мозолями и волдырями. Посему ей приходилось опираться своими такими же бессильными, хрупкими руками на деревянную трость, чтобы держать равновесие. Так она выглядела со стороны очень странно. Качалась из стороны в сторону, а всё её тело бесконечно дергалось и извивалось – организм из последних сил старался держать эту бабку в живых.
