Утром 74-го, соки любви ребят из пивной вошли в ее тело. 

Хмырьченко очень хотел дружить со старшими по двору. Стремление руководить было следствием увиденного в детстве, Хмырьченко нравилось находиться среди слабых мужчин так он становился больше, чем сарай, стены, темнота и смрад пропадали. Ему было 9 лет, на кухне играл Джо Дассен, бабушка мяла фарш в белой эмалированной миске, а во дворе сидели ребята. Курили папиросы Космос, и делились впечатлениями.Зины  для них не было. Никита Хмырьченко, закрывшись в ванной, прижался к окрашенной белой краской двери, он стирал с себя бежевой губкой смрад сарая. А может она жива? Я должен был вернуться думал он. Глаза Лепкина так похожи на глаза основного заводилы со двора. А смрад и взгляд были рядом с ним. Хмырьченко огляделся, процесс шел, ведра нечистот лились в канаву и обратно. Смрад пропитал крохотный плац, и только сливная яма стала шире, ил на дне был черного цвета.

— К херам..,Хмырьченко прыгнул вниз.

Что-то со страшной силой ударило его в подбородок. Вынырнул он в углу подвального помещения, было свежо, как в сарае. Старенький телевизор, серого кинескопа улыбался Леонид Якубович. Подвал освещался только этой трансляцией. Дальше от лужи где он плескался шли ступени прочь из подвала. Но Хмырьченко не заботил свежий воздух. Перед телевизором сидели двое, одинаково раздутых человека, ног не было. Одни туловища с раздутыми желтыми руками, покрытые сальной пленкой. Слипшиеся волоски редеющими зигзагами покрывали тела. Туловища едва открывали рты. Глаза впали в помятые лица, гематомы и трупные пята превращали некогда человеческие черты в чучела из радона. Один, тот что с усиками, посмотрел на лестницу, потом на Хмырьченко, а затем на Якубовича. Липкий язык едва ворочался в похожем на рану отверстии.