Была и другая скотина, которая разговаривала. Но что поражало больше всего, и поражало неприятно, — не то, что они говорящие, а то, что говорили. А говорили они порой слова очень для деревенских жителей обидные. И поэтому судьба ожидала их печальная, как вышеупомянутых комара с петухом, так и другой, тоже упомянутой живности. Злились на них деревенские. Очень злились. И было за что.
Но возвращусь к гусю говорящему. Не без труда забравшись по шаткому крыльцу в сельмаг, он во всеуслышание заявил, что местная продавщица Клавдия безбожно ворует и обвешивает покупателей. О нравственном же ее уровне и говорить не приходится — безнравственная она. Хотя, с другой стороны, ничего не скажешь, самогон у нее в деревне самый лучший. На слова правдолюба в очереди заволновались, но, по правде говоря, новостью это ни для кого не стало.
Далее его путь лежал к трактористу Василию, и которого он обвинил в прелюбодеянии с той самой Клавкой из сельмага, призвал того к ответу.
Потом направил он свои лапы к агроному Пантелею, шипя про себя: «Ну, Пантелей, держись!» И уже трепетал Пантелей, крестился на образ в углу избы, лепетал жалкие слова оправдания. Но не дошел до места назначения перепончатолапый прокурор. А не дали ему дойти тракторист Василий с его вороватой подругой; схватили птицу и тут же приговорили ее к казни лютой через усекновения головы. Но за неимением режущего инструмента живо свернули гусю шею, ощипали и изжарили. А наевшись и напившись, долго плясали на его косточках и словесно над ним глумились.
И стало в деревне спокойно и похабно. Как прежде.
Я же, человек городской и в общем-то посторонний, гостил здесь у тетки и обо всех этих происшествиях узнавал от нее. И мало обращал на них внимание. Отпуск заканчивался, работа над статьей не шла, и я предпочитал с утра пораньше уходить на рыбалку или шел в лес за грибами. Случалось, что заходил на местное небольшое, но ухоженное кладбище. Всегда после его посещения расстраивался, и чтобы как-то рассеяться, употреблял стаканчик-другой славного самогона, изготовленного местной умелицей Аграфеной. Затем раскладывал на лужайке прихваченный с собой надувной матрас и ложился отдохнуть. Мысли мешались, путались, дробились, растекались мелкими ручейками — и я засыпал. Спал пару часов. За это время муравьи и другие насекомые, а также лягушки, съесть меня не успевали. Разговаривали ли они со мной? Не знаю. Думаю, что были заняты другими делами. Я же вставал свежий, отдохнувший и отправлялся на грибную охоту. Ближе к вечеру с полной корзиной грибов возвращался из леса, заходил к Аграфене на предмет поднятия тонуса, и после шел к тетке.
А потом приходила ночь.
И приходили тараканы.
Ночь — это их время.
Кто бы мог подумать?
Тараканы…
Был один из тех летних, душных и жарких дней, когда Москва плавилась от жгучего солнца. Все стремятся в любой уголок, где есть хоть какая-то тень. Люди на службе проклинают оставшиеся до конца работы часы. По всему городу бойко торгуют пивом и водой. Даже вечер не приносил облегчения. Пахло гарью. Наверное, опять горели торфяники.
И наступала ночь.
Наступало время тараканов.
И привиделся мне странный сон. Будто работаю я на овощной базе, бананы таскаю, картошку с морковью перебираю. Вдруг подходит ко мне огромный такой помидор в зеленой кепке и с усами, как у запорожцев с картины Репина, и говорит: «Что, подлец, съесть меня хочешь?» Я отвечаю, что и в мыслях такого не держал. «Врешь, гад! — закричал он. — Еще как помышлял! Только не выйдет у тебя ничего». И сделал себе харакири ржавой вилкой.
Я проснулся оттого, что свербило в ухе. Перевернулся на другой бок. Не помогло.
— Эй! — кто-то окликнул меня по имени. — Давай поговорим.
— С кем я должен говорить? — удивился я.
Может быть, я еще не проснулся.
— Это я, главный таракан квартиры.
«Не злоупотреблять больше вином в пакетах! — приказал я себе. — Говорящие тараканы — это уже слишком. Ну и сон дурной».
— Это не сон.
Я открыл глаза.
— Ну, если не сон, то что тебе надо? Говори, нежеланный гость! И где-то я тебя видел…
— Помилуйте, кто нас только не видел. Что же здесь удивительного? Да и потом, есть на что посмотреть! — тут таракан выпрямился, гордо выпятил грудь и опять принял горизонтальное положение.
Я взял лупу, чтобы лучше рассмотреть насекомое.
А тот продолжал:
— Плохо только, уважаемый, что жрать у вас нечего. Винцо-то пьете, а не закусываете. Нельзя так. Хлеба хотя бы купили. Неудивительно, что один живете. Да и кто же с вами жить станет? Вот только мы… Ну, а теперь о деле. Короче говоря, я, то есть мы, хотим, чтобы ты перестал нас преследовать и не старался при всякой возможности лишить жизни.
— Вот этого точно не обещаю.
Я зевнул. Очень хотелось вина в пакете.
Таракан раздраженно пошевелил усами.
— Эх, люди, ну что вы за народ! Лишь бы убить, раздавить, жизнь тараканью испоганить… Нет чтобы наладить дружеские отношения. И не отдаете себе отчета в том, что, убив одного из наших, вы меняете картину мира.
— Не понял.
— Объясняю. Вот, к примеру, ты пукнул.
— Ты чего несешь!
— Ну, хорошо, не ты. Твой папа.
— Слышь, насекомое, ты моего папы касаться не смей! А то знаешь, что я с тобой сделаю?
— Знаю, знаю. Ладно, пусть будет сосед, если тебе от этого легче.
— Это соседу легче. Дальше что?
— А дальше — беда. Рядом люди. Противогазов ни у кого нет. Кому-то плохо сделалось, кто-то умер от огорчения, а некоторые с ума сошли. Видишь, как ниточка-то потянулась.
— Да… Впечатляет.
— Главное, уметь объяснить просто.
— А какое отношение…
— Да такое! Вместо того чтобы полностью озверевшим бегать за мной по квартире, все круша на своем пути, лучше бы позвонил девушке Тане. Она скучает. Объяснился бы. Глядишь, и гения какого-нибудь породили бы. А так Таня пойдет к соседу Мише. А он пьяница, этот Миша. И сын ихний, буде случится, тоже алкоголиком вырастет. А все может сложиться по-другому…
— Да ну тебя!
Я пошел на кухню. Таракан поплелся за мной следом.
— Весь хлеб сожрали! — недовольно пробурчал я, бросив взгляд на хлебницу.
— Убийца! Палач! Крохи хлеба пожалел, ведь не целую буханку сгрызли! — возмущенно закричали собравшиеся на кухне разномастные тараканы. И продолжали орать, толкаясь и перебивая друг друга.
— Мы создания совершенные! Видим ультрафиолетовые лучи и слышим ультразвуковые частоты. А какое у нас обоняние и осязание!
— Мы, пруссаки, — да и не только мы! — отлично переносим радиацию. И если вы развяжете ядерную войну, то угадай с трех раз — кто выживет?
— Мы можем передвигаться горизонтально и вертикально. Что нам тяготение! Да смахни нас с потолка — нам все равно. А вы, люди, и с высоты в два метра толком спрыгнуть не можете.
— Наши бойцы термиты и черная гвардия все разрушат и уничтожат, камня на камне не оставят от вашей цивилизации. Человеческая культура уйдет в небытие.
— Наши тараканы-гиганты с Тринидада пойдут в первых рядах.
— Им помогут здоровяки из Мадагаскара и Бразилии, — прошипел один из тараканов.
— Да ты еще и шипишь? — изумился я.
— Я — мадагаскарский таракан! — с гордостью и даже несколько задиристо ответил тот. — Там у нас все шипят.
— А каким ветром к нам занесло?
— Злым, — опят прошипел он. — Натуралист один, семи лет, в банку посадил. Ну, и привез сюда. Я бы этого натуралиста…
— Домой тянет?
— Не то слово.
— Мы везде!
— Бороться с нами — напрасный труд!
— Мы — самые первые насекомые!
— Мы возникли триста миллионов лет назад! А вы? Да по сравнению с нами сроки вашего существования просто смехотворны!
— Замолчите! — осадил всех главный таракан. — Предлагаю сделку, — обратился он ко мне. — Ты нас не трогаешь…
— Ну да. А вы превращаете квартиру в тараканью ферму. Не пойдет!
— Ты не дослушал меня. Значит так, ты нас не преследуешь…
— А вы мне дарите коробку конфет «От всей семьи с любовью!»?
— Ты снова перебил меня. Никакой фермы! Ты нас просто не замечаешь. А мы постараемся тебя не беспокоить. Только и ты нас… А взамен…
— А взамен что?
— Тысячу лет жизни! Не бессмертие, но все же.
— Заманчиво. Надо подумать.
— Тут и думать нечего. Тысяча лет!
— Ну, раскудахтался.
— Я не курица, а таракан! А вот это тебе в подарок…
Прямо на меня на жостовском подносе плыл хрустальный графинчик с рубиновой жидкостью, приятно позвякивали почему-то два фужера, и сам сосуд излучал какой-то необъяснимо притягательный свет.
— Вино лесов, вино земляничное! — не сдержавшись, воскликнул я.
— Вино из пакета, — подтвердил таракан, — притом высшего качества.
Дорого же мне потом пришлось заплатить за этот графинчик.
— И что я должен сделать? — спросил я.
— Смешать нашу кровь. Станем кровными братьями.
— Мне это не льстит. Ты, видно, надо мной смеешься?
— Нисколько.
— И как мы это сделаем? Как ты себе это представляешь?
— Позволь об этом позаботиться мне. От тебя нужно только согласие.
И я согласился.
А он позаботился.
Годы летели быстро, как напуганные грозой птицы. Но вот странность. Чем дольше я жил, тем больше походил на таракана. Какая, спрашивается, связь между человеком и тараканом? Но, выходит, есть. И самое ужасное — тараканы стали походить на людей. Видно, не один я поддался на их трюк. Хотя чувствовалось, чувствовалось в них тараканья натура. Никуда она не исчезла.
И скоро я совершенно стал тараканом, забился в щель и забылся.
Сделка не принесла мне свободы. Выползать на кухню приходилось осторожно. Я заключил сделку с главным тараканом, теперь ставшим как бы мной. Но на других людей условия сделки не распространялись, и они могли ненароком раздавить меня. Жить тысячу лет под вечным страхом, что тебя кто-нибудь пристукнет?
Окружавшие меня тараканы нагло смеялись за моей спиной (можно так сказать?): «Смотрите, бессмертный ползет!»
Пришло время положить этому конец! Я хотел вернуться к людям, но не в тараканьем обличье — так бы я долго не протянул — а в своем, человеческом.
Нет, тараканы не самое лучшее, что создала природа, и они совсем не венец ее творения, как они утверждают.
Решено. Сегодня у этого оборотня, развалившегося на моем диване, засвербит в ухе. И когда он проснется, я предложу ему сделку — тысячу лет жизни! Никто не устоит перед таким соблазном — ни человек, ни таракан. И тогда…
Я проснулся оттого, что свербило в ухе. Фу ты! Что за гадкий сон! Это жара виновата. В последние дни она просто невыносима! Да еще в сочетании с пакетным вином…
— Эй! — вдруг раздался голос. — Давай поговорим.
