«Касса уже закрыта! Билеты только на перроне!» — голос смотрителя зала, гулко отражаясь в сплетениях сводчатого потолка, пробирал до самых костей.
«А там же, только в одну сторону»- в растерянности пробормотал я и чуть громче добавил – «а мне «туда и обратно» надо!»
«Ничем помочь не могу! Раньше думать надо было».
«Раньше…» — тихо передразнил его я – «ещё бы знать – что нужно было «раньше» и когда «раньше», я это «раньше» завтра кому-то в ухо запихну и проверну два раза…, «раньше».
Я вышел на перрон. Получив  в автомате желаемую жёлто-зелёную карточку билета, двинул вперёд к головным вагонам готовившегося к отправлению поезда, зашёл в один из них – внутри никого.
«Ага! По три сиденья в ряд. Это я так в полный рост развалиться на них смогу» — я двигался между рядами кресел, разговаривая сам с собой – « и лёжа ехать. Главное только нужную остановку не проспать».
Двери вагона, мягко шипя, закрылись и поезд тронулся. Тусклая подсветка здания вокзала за окнами медленно уползла в сторону, сменившись темнотой, чуть разбавленной огнями стоящих вдалеке домов, но скоро и они исчезли.
«М-да-а-а. Три часа в одну сторону! За это время до Казани, Питера или Минска на «магнитке» долететь можно. А здесь трясись в этой «архаике». Словно слыша мои мысли, поезд слегка тряхнуло, и он стал забирать куда-то в сторону. «Блин, а он со всеми остановками или…, впрочем, какая разница. Можно подумать, что был какой-то выбор».
«Так, нужно будильник на 2,5 часа поставить – а то вдруг засну» — я вытащил коммуникатор и заморочился поиском в нём нужного приложения.
«О! Мойморюг – это чё такое?» — я заговорил с собой вслух, чтобы отвлечься от мернобаюкивающего перестука колёсных пар – «Ха! А я всё вспомнить никак не мог – куда я все фотки с юга переложил! А они – вот они!» Листая открытую папку-файл с фотографиями, я мысленно уносился туда, где тепло, песок и море.
«Нужно в этом году снова рвануть! А что? Работу сейчас отвезу, сдам» — я посмотрел на пластиковый «тубус» и ещё раз напрягая в голове зону, отвечающую за память, пересчитал комплектность – «деньги получу и к морю – загорать, купаться. Девчонки-и-и! Главное – всё не потратить. Платёжка за «бакалавриат»  на год вперёд уже все глаза замозолила. Оплачивать надо. Если честно, в финансовом плане – чёрная дыра. А-а. Да и …  В крайняк, Льва Евгеньевича растрясу – обещал же помочь «Единовременным денежным пособием от конторы».
Коммуникатор ожил входящим вызовом. «Ух, ты! Помяни и он появится!»- с ухмылкой произнёс я.
«Да! Да, Лев Евгеньевич. Уже в пути… Да я будильник сейчас настрою… Не, не просплю… Обязательно… Обязательно наберу… Хорошо… Хорошо… Доброй ночи… Ага».
Металлическим звуком заскрипели тормозные колодки и поезд остановился. В противоположное окно, ярким бледно-голубым светом уставился фонарь перрона станции.
«Не люблю такие фонари – свет от них холодный и противный» — я смотрел, не отрываясь.  «И кому это в голову пришло, что «этот спектр наиболее приближен к естественному дневному освещению»? – пятно от фонаря чуть увеличилось. «Какой это «дневной свет»? Солнце где? За тучами спряталось? Ну хотя бы чуть-чуть тёплых тонов» — пятно уже почти полностью закрыло стеклянную плоскость окна, но только меня это почему-то ни сколько не удивляло. «Ослепнуть можно!» — я закрыл глаза. Фантомное отражение пятна от фонаря, медленно растворялось на оборотной стороне век. Поезд дёрнулся, начиная движение, и пятно исчезло совсем.
«Фу-у. Наконец-то. Чтоб он всю жизнь светил в окно тому, кто его придумал!» — и я открыл глаза. Яркий свет в окне ни куда не делся. Причём остальные окна были тёмными и в них изредка мелькали чёрные силуэты деревьев, стоящих вдоль железнодорожного полотна.
«Опа-на! Что за оптический прикол?» — я удивлённо смотрел на противоположное окно. В следующую секунду, с характерным стуком распахнулись двери отделяющие тамбур. Я приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел поверх спинок сидений. Вдоль центрального прохода пробирались две человекоподобные фигуры. Именно «фигуры», потому что ни рук, ни ног, ни каких-либо ещё атрибутов «Хомо Сапиенса» мне у них разглядеть не удавалось. Виной тому была тёмная, почти чёрная, плащеобразная накидка, уходящая «в пол», а сверху её венчала дурацкая широкополая шляпа чётко в цвет «накидки» — следовательно, лиц тоже видно не было. Вид этого шествия настолько приковывал взгляд, что о светящемся окне я мгновенно забыл, следя за каждым движением тех двоих. Они подошли и сели в кресла напротив меня.
«Здрасьте…» — непроизвольно проговорил я, почувствовав на себе их пристальный взгляд, хотя понять чем они это делают, я не мог никак. Даже в такой близи, свет не проникал в тень полей их шляп, и глаз не было видно.
Я огляделся вокруг – вагон был полон пустых кресел.  Поняв, что такое соседство доведёт меня до истерики, я решил сменить местоположение, перейдя в другой конец вагона, потянулся за «тубусом» и вдруг осознал, что руки меня не слушаются.
«Что за…?» — взгляд заскользил вниз. Там, где должны были заканчиваться их плащи, они уже не заканчивались, а разорвавшись на тонкие и корявые нити, извиваясь и переплетаясь друг с другом, медленно и неощутимо закутывали моё тело.
«Это, чё такое..?» — в бессильной злобе заорал я.
«Билет!» — гулкий голос выкатился с их стороны – «Нам…Нужен…Твой биле-е-т!» — чеканя каждое слово, голос втискивался в мои уши. И тут меня «переклинило».
«Ага! Счас! Мне что потом, под перроном подкоп делать, чтоб со станции выбраться?! Меня «автомат» без билета в город не выпустит!» — орал я, дёргаясь в попытке освободиться от всё больше оплетающих моё тело тёмных нитей – «А ну! Пустите сейчас же! Чудища недоделанные!»
Но видимо удовлетворение моих просьб в их планы не входило. В следующую же секунду, удерживающие меня тёмные нити устремились вверх – видимо горя желанием расплющить моё тело о потолок  вагона.
«Может я сплю?» — пронеслось у меня в голове и, основываясь на этой идее, я попытался громко закричать, в надежде разбудить себя своим голосом.
Потолок вагона стал резко уходить вверх. Пленивший меня кокон из тёмных нитей прибавил в скорости, но и потолок не собирался уступать. Пытаясь заорать ещё громче, я лишь хрипел — воздуха в лёгких не хватало.
Подсознательно ища пути спасения, я повернул голову и посмотрел вниз – эти двое так же сидели на своих местах, и мне даже послышалось, как они всё ещё твердят в нарастающем жутком гуле: «Биле-ет! Нам… Нужен…Твой биле-е-т!»
В этот момент, так раздражавшее меня светящееся окно, вдруг выгнулось внутрь вагона, удерживая бледно-голубое сияние, ожившее перламутровым переливом. Ещё несколько секунд  оконное стекло сопротивлялось, выделывая немыслимые полусферические изгибы, потом затрещало и со звоном лопнуло. В сторону сидящих устремились жидкообразные потоки перламутрового света вперемешку с битым стеклом. Они бились о тёмные фигуры, смывая и растворяя их, а заодно разрушая и те нити, которые удерживали меня на этой огромной высоте.
Поняв, что сейчас начну падать, я всё же как-то извернулся и освободил стянутые руки. «Нет! Нет! Нет!» — быстро твердил я, тщетно пытаясь ухватиться за полукруглые плафоны освещения, расположенные на потолке, который ещё минуту назад столь внезапно убегал от меня – «Сон! Сон! Это просто сон!» К сожалению, способность к левитации у меня не проявилась, а вот сила земного притяжения и здесь одержала верх, и я всё ускоряясь, полетел вниз на пассажирские кресла вагона.
«А-а-ат, твою же…!» — я верил, что этот сдавленный крик и выставленные вперёд руки смягчат удар при падении, но от страха закрыл глаза. Грохот, стук, лязг. Глаза открылись. Взгляд упёрся в светящееся информационное табло – «Академическая». Бодрое шипение пневматических дверей сообщило об их открытии.
«Вот чёрт!» — я вскочил с сидений, одновременно подхватывая «тубус» за ручку-ремень и бросился на выход.
Ночная прохлада своими объятиями неприятно бодрила, но в тоже время прочистила мозги от недавнего «видения». Я быстро застегнул куртку «на молнию» и стал удлинять ремень «тубуса».
«Приснится же такое…» — бубнил я себе под нос. Поезд всё ещё стоял с открытыми дверями, словно не собирался никуда уезжать. Наконец я справился с хитросплетением пряжек ручки-ремня и, закидывая «тубус» себе на плечо поднял глаза на вагон – передо мной, с жутким оскалом стеклянных зубцов, в вагонном окне зияла огромная дыра. Как раз в этом-то окне я и видел тот не гаснущий «фонарный свет». От неожиданности я замер. Секунду спустя с радостным шипением закрылись пневматические двери, и поезд покатил догонять отражающийся в рельсах свет своего головного фонаря. Я ещё долго провожал взглядом красные габаритные огни последнего вагона, пока тот не скрылся за поворотом.
              Нетерпеливо пискнул коммуникатор – от поступившего текстового сообщения. Я на полном «автомате» запустил руку в карман и вытащил его наружу. «В связи с поздним временем, «заказчик» просит не активировать внутридомовую связь, а за 25 секунд до прибытия отправить текстовое сообщение. Лев Евгеньевич» — не торопясь прочитал я и вслух добавил, пряча коммуникатор назад в карман – «Ну надо же, какие «точности».
             Архитекторам, спроектировавшим городок возле станции «Академическая», сложно отказать в профессиональной оригинальности – улицы начинаясь от пристанционной площади справа, расходились кольцами разного диаметра и заканчивались на той площади, упираясь в неё слева.
«Ё-моё. А вот другого варианта проявления «полёта творческой мысли» не нашлось?» — я стоял на площади и разговаривал сам с собой, пока в коммуникатор загружалась карта местности с установленной точкой геолокации нужного дома – «Теперь главное с номером улицы не промахнуться». Через 15 минут я был у нужного дома.
«Та-а-ак. 25 секунд говорите? Сейча-а-ас…» — я тыкал пальцем в экран коммуникатора, набирая текстовое сообщение – «и-и-и… «отправить». Ну что – 3-й этаж и 25 секунд? И раз, и два, и три» — начал считать я, открыв дверь в подъезд. Лестницы оказались довольно длинные, и я начинал шагать через ступеньку, чтобы уложиться в отведённое время – «и 18, и 19, и 20…» — я у нужной двери – « и 22» -щёлкнул замок, дверь начинала открываться – « и 24, и 25, и… Вот тебе и здрасьте…» — последние слова я еле-еле успел удержать, чтоб не проговориться. Вертикально прижимая указательный палец к губам, и кутаясь в махровый халат, сквозь образовавшуюся щель между дверью и дверным косяком, ко мне протискивался «Заказчик». Я остолбенел от неожиданности. А это был тот самый профессор, который 2,5 года тому назад, с невероятным упоением «валил» меня на собеседовании в Университет. Меня он, конечно же, не узнавал – перед ним таких мальчиков как я, каждый год, сотни проходит. А я-то всё думал – что ж за фамилия такая знакомая по документам числится.
«Привезли?» — тихо спросил он хмурясь.
Я сжал зубы и молча кивнул.
«Давайте чуть ниже по ступенькам, к окну, там подоконник широкий – удобней расположится…» — добавил он, плотнее прикрывая дверь.
Мы спустились на один лестничный пролёт. Сняв с плеча «тубус», я протянул его в сторону профессора, тот немного отпрянул назад, и переводя  взгляд с «тубуса» на меня произнёс: «Знаете, я как-то с этими новыми визуальными технологиями ещё подружиться не успел. Не могли бы Вы… Хотя бы в общих чертах… Ну, как-то… А?»
Вот именно сейчас, после этих слов, как мне захотелось оживить в его памяти наше последнее общение, причём в самых ярких полутонах. Медленно подняв руку, он взялся за верхнюю часть «тубуса». В следующие пять секунд кто-то быстро нашёптывал мне в левое ухо: «… а может ему прямо сейчас просто «вмазать» — для профилактики «звёздности». А чё? Камер наблюдения в подъезде вроде нет. «Вмазал» да ушёл». Однако что-то меня останавливало, вытирая из головы эту идею. Всё ещё удерживая нижнюю часть «тубуса», я рывком провернул его против часовой стрелки, замок щёлкнул, размыкаясь и оставив в руках профессора пустую верхнюю часть, я принялся выкладывать на подоконник содержимое.
Установив у самого оконного стекла мультиспектральный лазерный указатель и настраивая его так чтобы тот покрыл наибольшую площадь подоконника, я шумно выдохнул через нос, и разжав тугую и злобную линию своих губ, заговорил набором шаблонных фраз: «Основной целью данного визуального проекта, является мельчайшая объёмная детализация конечного изделия. Лист № 1.»
Я развернул лист проекционного пластика и положил его в зону покрытия лазерного указателя – воздух над поверхностью тут же изрезался жёлтыми осевыми и контурными линиями. Глаза профессора вспыхнули, и осторожно поставив на свободную часть подоконника остатки «тубуса» он склонился над объёмным «видением». Морщины на его лице разгладились, унеся куда-то как минимум лет 20, и сейчас, с той стороны, подсвечиваемый желтизной светящихся линий визуального проекта, на меня смотрел чуть ли не мой ровесник. Казалось, что он весь «светится» в восторге от увиденного, хотя, может быть, в этом был виноват лишь жёлтый спектр указателя, но вот волна чего-то тёплого, накрывшая меня с головы до ног, исходила явно от него. Я запутался в произносимых словах и замолчал. Отчаянно пытаясь связать в своей голове обрывки нужной информации, я развернул второй лист проекционного пластика и положил его сверху на первый. Из указателя тут же выхватился синий спектр, добавив детализации к висящему в воздухе чертежу. Лицо профессора стало зелёным, от смешавшихся диапазонов цвета – что несколько меня отрезвило. Широко улыбаясь, «зелёное чудовище», жестами рук, предлагало продолжать мне прерванную «презентацию».
                Следующие 50 минут я говорил без остановки. Находя и выдёргивая из глубин своей памяти технические показатели и даты проекта, я перекладывал и менял местами проекционный пластик, моделируя в воздухе изображение. В конце концов «пазл» сложился и в пространстве между нами повис окончательный вариант. Профессор сидел на краю подоконника – когда он на него взобрался, я даже не заметил. Медленно подняв рукой пояснительную записку к проекту, он протянул её в мою сторону: «Вы изучили весь текст?» — удивлённо спросил он, удерживаемая за корешок переплёта «записка» изогнулась, оголив краешки страниц с порядковыми номерами.
«В общих чертах, ну, почти… Без этого было бы невозможно создать визуальный проект» — как-то извиняясь, ответил я.
Следующие несколько секунд он молча смотрел мне в глаза, и я старался не уступить первое место в этих «гляделках».
«У моей внучки в школе факультатив» — как-то неожиданно заговорил он – «задачка «про свиней». Вы, я так понимаю, среднюю школу недавно окончили. Помогите «расписать» на уровне 3-5 класса».
Я кивнул головой, в знак согласия и стал неторопливо сворачивать листы проекционного пластика до диаметра «тубуса».
« Два торговца купили стадо свиней» — начал профессор, переведя  взгляд на тёмный силуэт оконного стекла, словно кто-то невидимый с той стороны, писал ему условие задачи – «и заплатили всего 100 монет. Когда они стали продавать свиней, то никто не хотел дать им больше, чем они заплатили, то есть больше чем по 2-е монеты за 5-ть штук. Но нельзя же продать и ничего не заработать! Они посоветовались между собой и разделили стадо на две части. А потом продали свиней по 2-е монеты за 5-ть штук, причём не только свои деньги вернули, но ещё и кое-что заработали. Составьте правдоподобное решение этого  парадокса».
Профессор скрестил руки на груди, и чуть наклонив голову, выжидающе смотрел на меня. Я хмыкнул, и чуть улыбаясь уголками рта, заговорил, подражая интонациям его голоса:
«Разделяем стадо следующим образом: один берёт всех самых лучших свиней, другой — тех что похуже и поросят. Первый продаёт по 2-е свиньи за 1-у монету, другой — 3-и тоже за 1-у монету.
Следовательно: они продают 5-ть свиней по 2-е монеты.
Итог: первый, продав 120 свиней получает 60 монет; второй за 120 свиней – 40 монет.
60 монет плюс 40 монет в сумме 100 монет – затраты вернули.
120 свиней плюс 120 свиней  итого 240 свиней. Один десяток свиней в прибыли.
А ещё вопрос, как бы вдогонку, можно?»
«Извольте…» — витиеватая фраза слетела с губ немного изумлённого профессора.
«С каких пор в 3-м тире 5-м классах изучают «Задачник для подрастающего юношества» времён эпохи Карла Великого?»
«Я так понимаю, что и труды Алкуина тоже «…в общих чертах…» и «…ну почти…»?» — спросил профессор пытаясь утвердиться в собственных догадках.
«Да, нет. Там черепную коробку надо побольше иметь, чтоб нужное количество мозгов с комфортом размещалось. Мне этот парадокс в редакции Щепана Еленьского сначала попался. Кажется «По следам Пифагора» книжка называется» — я вложил последний лист проекционного пластика в «тубус» — «Крышку давайте!» Защёлкнув пластиковый замок, я вновь, услужливым жестом, предложил  принять выполненный заказ.
«А вы…, значит…, это…, в настоящее время  только у Льва Евгеньевича трудитесь?» — как-то полу-задумчиво подбирая слова, поинтересовался профессор.
«Нет. Ещё грызу гранит науки – учусь, то есть. На «бюджетное» не прошёл. И к сожалению льющиеся с неба финансовые потоки обходят меня всё время стороной – поэтому и подрабатывать приходится. Да и для собственных желаний и нужд деньги иногда требуются.
«М-м-да… Так. Хорошо» — он наконец принял из моих рук пластиковый «тубус»
«А учитесь вы значит..?» — растянув последние слова, он прищурился и опять заглянул мне в глаза.
«Институт ФизМатТехнологий имени Капицы» — быстро проговорил я, не дожидаясь окончания его вопроса.
«ФизМатТехнологии…» — негромко произнёс профессор, снова погружаясь в лёгкую задумчивость – «А не хотите ко мне?» — внезапно очнувшись, предложил он. Тут уже в некоторую лёгкую задумчивость впал я. Что? В  Ломоносовский МГУ? Да никаких денег не хватит! А в бюджетники – нимб над головой вроде не светится, да и крылья за спиной чесаться не начинают. Поэтому овладев собой, я начал издалека.
«К вам — это куда?»
«МГУ имени Ломоносова».
«Ха! Я столько не зарабатываю!»
«Это единственное что вас останавливает или есть список возможных преград из нескольких пунктов?»
«Нет» — растерянно произнёс я. После такой его тирады умные слова враз куда-то улетучились.
«Значит так!» — его решительный тон, пронизывая, заставлял подчиняться – «Учитесь и работаете у меня же на кафедре. Желаемое направление учебного процесса – обсудим позднее. Рабочий процесс – он будет занимать, к сожалению, всё оставшееся время – работы много. В «бюджет» я вас уже не впихну, поэтому втягиваемся в следующий алгоритм: работа – денежное довольствие – оплата учебного процесса – освоение учебной программы – работа. Есть возражения в качестве концепции самосохранения свободы личности?»
Личность в попытке самосохранения родила лишь одну фразу:
«А на жизнь хоть что-то будет оставаться?»
«На разудалую – нет! Но думаю вам хватать будет. Во всяком случае, любые разногласия подлежат детальному обсуждению» — подытожил профессор. Я стоял и не шевелился, боясь разрушить кубики так причудливо и неожиданно складывающейся вокруг меня новой реальности. Профессор, любуясь моей растерянностью как следствием от нашего диалога, с лёгкой улыбкой на лице добавил:
«Не тороплю. Но и тянуть не советую – «ввиду ограниченности сегодняшнего предложения»- последние слова он исковеркал, подражая уличным торговцам всякой всячиной. Поправляя на руке кожаный ремешок часов, взглянул на циферблат и озабоченно легонько присвистнул.
«Ого! Всё. Утро уже скоро. А мне ещё тезисы набросать в черновик надо» — он протянул мне руку прощаясь – «мой номер у тебя есть. Так что надеюсь «до скорого». Разняв наше рукопожатие, он поднялся на три ступеньки вверх и вновь развернулся ко мне лицом.
«Да… и вот ещё… это…» — он сосредоточенно копался в кармане халата — «вот… возьми» — в протянутой руке он держал билет на поезд. «Хотел с утра к вам в контору рвануть, так вот теперь он мне вроде как без надобности. Кассы то ещё закрыты. Кстати номер на нём – счастливый. Видишь слева 756, а справа 675 – и там и там по восемнадцать. В мои молодые годы, такой билет полгалось съесть, загадав желание».
Быстро преодолев ступеньки до двери, он неторопливо закрывая проход в квартиру  ещё раз обернулся и негромко произнёс: «Эх. Если б у меня все абитуриенты были такие смышлёные…»
Где-то на затылке моей головы нервным зудом проявилось: «вмазать надо было для профилактики, вмазать…».
Я растёр ладонью взбесившиеся мысли  и стал спускаться вниз по лестнице.
                Новый день не торопился наступать. Восход потерялся где-то, смешавшись с серыми красками разнообразных оттенков, и тянул и тянул время. Это время суток – «когда все кошки серы» — раздражала, но одновременно тая мой неспешный шаг до железнодорожной станции, заставляло размышлять.
«Ну, и кто я сейчас?» — этот вопрос расположился внутри меня, зацепившись крючком своего знака за краешек души. И нисколько не удивившись, я услышал над собой голос: «Среднестатистический студент-учащийся ВУЗа по внебюджетной программе, использующий любые варианты временного зарабатывания денег для оплаты учебного процесса». Исчерпывающе – уточнений не требуется!
«Ну вот окончил ФизМатТех. Кем стал?» — ещё один крючок проколол тонкий край.
«Среднестатистический инженер физматтехнолог с туманными перспективами возможного, достойного заработка и востребованного применения своих знаний и сил» — голос камнепадом скинул на меня новую формулировку.
Я прошёл через турникет на перрон. До первого поезда ещё минут 5-10, и глядя на зажатый в руке билет с цифрами 756-675 тихо произнёс:
«А если?..»
«Дипломированный специалист опытно-изыскательских и прикладных наук, практик-теоретик исследуемых областей…»
«Так! Остановились! Давай-ка разберём всё по порядку. Много там ещё?» — проговорил я, запрокидывая голову вверх.
«12 подпунктов, но для ясности начать придётся сначала».
Я опустил голову вниз. Мысли кинофильмом понесли видения нашего последнего разговора с профессором, нашу первую встречу – тогда на собеседовании в МГУ, злость и обиду недооценённости, безразличие и вновь обретаемую надежду на лучшее.
«Сначала? Очень бы хотелось всё начать сначала…» — тихо произнёс я, и откусил краешек билета.
                          
            Тихо перестукивая колёсными парами,  к перрону подкатил поезд. Двери открылись, и над ними тут же красным высветилась надпись: «Поезд находится в режиме автоматического пилотирования». Я ухмыльнулся, и переступая через линию дверей язвительно прокомментировал: «Можно подумать, что он с проложенных рельс куда-то свернуть сможет». Поезд закрыл двери и устремился навстречу светлеющему от восходящего солнца горизонту.
Всё отчётливей и ярче становились краски наступающего дня. Я сидел у окна вагона  уперевшись головою в стекло. В пролетающих пейзажах, мой взгляд постоянно цеплялся за нелепо разрисованные заборы, стены технических помещений и брошенных домов расположившихся вдоль железнодорожного полотна.
«Засевшая в нас страсть формата «наскальная живопись» — неискоренима» — озвучил я своё умозаключение.
В следующее мгновение взгляд выхватил надпись, сделанную белой краской, без особых изысков: «Родился, потерпел и умер…»
«Прид-д-дур-р-рок!» — раскатисто вырвалось у меня – «Кто ж ты по жизни, раз пишешь такое? Произведение переменных двух осей координат, с объединяющей  постоянной, выглядит в сто раз приличней, хоть и матерщина. А это…» — на душе стало грустно и гадко, видимо автор и преследовал эту цель. Глаза непроизвольно закрылись.
«Куда это мы?»- поинтересовался я у окружающей действительности, резко открыв глаза. Поезд дёрнулся и стал уходить в сторону от конечной станции-вокзала, медленно поднимаясь наверх.
«Чой-то, «гастарбайтеры» умудрились за одну ночь отводной мост построить?» — продолжал интересоваться я, разглядывая меняющиеся пейзажи в соседних окнах – поезд поднимался всё выше и выше. В следующую секунду вагон сильно накренился, и внезапно обретя невесомость, я полетел навстречу потолочным плафонам.
«Что?! Опять?! Да ё-моё…»
Потолочный плафон треснул, и острая боль пронзила мне плечо.
«Вот же-ж…» — досада очистила мысли в голове, призывая к самосохранению. Поджав ноги к животу, я зажмурился и закрыл голову руками. Сильный удар. Я задержал от неожиданности дыхание. Ещё один накрыл меня сверху и всё стихло.
«Нельзя шевелиться. Вдруг у меня какие-нибудь сильные повреждения. Спасательная бригада наверняка уже где-то рядом. Нужно потерпеть. Хорошо хоть ничего не болит».
Откуда-то сверху послышался приглушённый голос: «Будете ассистировать. Держите здесь и здесь…»
Всё опять смолкло.
«Что ж за тишина то опять такая. А, ну да! Минута тишины – чтоб пострадавших услышать. Нужно крикнуть».
Я попытался набрать в лёгкие побольше воздуха и понял, что не могу. Да и дышать почему-то не хотелось.
Тёплая нега кутала меня, наполняя безразличием .
«Тяните, тяните я говорю. Нашатырь! Да не мне, а ассистенту!»
Передо мной плыли образы каких-то воспоминаний, путаясь друг с другом, растворяясь исчезали в глубокой темноте, откуда продолжали слышаться обрывки фраз:
«Перевязывайте, перевязывайте… Чего ждём? Шейте здесь и здесь… Быстрее…»
Резкая боль как иглой пронзила меня.
«А-а-а-а!» — закричал я, сам того не ожидая и открыл глаза. На меня смотрела голова молодого парня, ну может чуть постарше меня.
«Это кто?» — пронеслось у меня в голове, и сдвинув брови, я не отрываясь смотрел на него.
«Смотрите. Он хму-у-рится» — растянув последнее слово произнёс парень, ещё больше улыбаясь.
«Вы скажите спасибо, что ещё матом не ругается – такие роды тяжёлые…» — вслед за словами появилась ещё одна голова в белом колпаке с красным крестиком посередине.
«Поздравляю – у вас мальчик. Ещё не думали, как звать будете?» — говорила голова в колпаке, направляя на меня свет от какого-то прибора.
«Нет пока. Там бабушки ситуацию под контролем…» — слова этого диалога становились всё тише и тише, и я уже почти переставал их различать и понимать. Боль постепенно стихла, уступив место дикому желанию спать.
«Ну и ладно. Я потом… Сейчас вздремну, а разбираться потом…, потом разбираться… Буду…»