Ночь за ночью, день за днем шепот ее креп. Потом она начала говорить уже вслух.

                Ее били. Лишали ужина. Остригли. Облили ледяной водой. Снова избили. В монастыре произносить клятвы тьме – богохульство! Но там, где прежде были слезы, был теперь смех.

                И однажды тьма снизошла к ней. Явилась, обретая чудовищную свою форму, вползла змеей, обвилась вокруг ее шеи и внимательно взглянула желтыми глазами в ее – потускневшие от холода мира.

                А потом мотнула головою и, оставляя липкий след по телу Первой Розы Королевства, поползла к ее рту.

                Авэль покорилась и открыла рот, позволяя демонической силе сплести свое тело с ее телом, позволяя тьме обрести сосуд. Змея скользнула в нее одним махом и затихла, удобно устраиваясь где-то в желудке, развивая свои кольца.

                Авэль задыхалась недолго. Ее отпустило также стремительно, как и замутило. И когда она распрямилась, то поняла: свершилось.

                Что-то новое было в ней. Сила, прежде незнакомая и чужая, разлилась по телу, давая блаженный покой. Тьма обнимала ее, словно шелк, давно забытый и овевала теплым нежным ветерком…

***

                Когда за ней пришли, чтобы выпустить в очередной раз из чулана, Авэль даже не стала скрывать своего триумфа. Для нее больше не существовало дверей, а монахиня, открывшая ей и готовая спросить строго, усвоила ли Авэль, наконец урок и приняла ли смирение небесное, как опору для себя, даже не успела понять, что с ней произошло и что за желтый блеск лихорадочно сверкнул во взоре пленницы.