-Кр-роме того, — вступился Фёдор Симеонович, она, к-как вы выр-разились, н-не гостья.

Мы с Витькой вопросительно посмотрели на него. Потом мой напарник по непониманию переменился в лице и выдал:

-Правильно! Не гостья! Не гостья, а проходимка! Вот и проходите! — перевёл он взгляд на меня.

-Витька, если ты не умеешь вести себя с дамой, то, быть может, тебя давно пора отсюда трансгрессировать?

-Это я тебя сейчас трансгрессирую! — завопил он. 

-Хах, ты хочешь возобновить нашу «беседу»? — ухмыльнулся Роман Петрович.

— Я в-вам возобнов-влю! Я вас сейч-час обоих по уг-глам транс-сгрес-сирую! Глупые в-вы мальчишки! Ладно т-товарищ Корн-неев, но Вы, Р-роман Пет-трович!

-Что вы хотите этим сказать, Фёдор Симеонович? Что он, — Витька не мог подобрать слова, — лучше меня? 

-Н-нет. Я лишь х-хочу сказ-зать, что тов-варищ Ойра-Ойра ст-тарше, а з-значит, к-как пр-равило…

-Старый! Ха! -усмехнулся он прямо в лицо своему другу.

-Видит совесть — я держался, — вздохнул его аппонент, и изящным движением взял Витьку за рубашку одной рукой, а вторую вытянул в сторону и подготовил пальцы к щелчку.

Второй заметно успокился и, казалось, умоляюще посмотрел на него.

-Так я делаю или мы решили? — равнодушным голосом, но вкрадчиво глядя в умоляющие глаза спросил Роман.

Боже мой…Его харизме не было предела. В каждом своём жесте, пусть даже и безжалостном, он был на столько искусен и грациозен, что ни один язык мира не подберёт подходящих слов для описания моих эмоций. Ойра-Ойра есть для меня нечто недосягаемое. Что-то высокое, что-то на столько душе моей далёкое, но в то же время самое близкое. Я предавалась мечтаниям об этом человеке, даже когда он был только лишь персонажем, а теперь он стоит совсем рядом и, уж не знаю, заступается за меня ли, или просто хочет воздать товарищу по старым счетам, но я млела от любого его движения и с замиранием и без того замершего сердца ловила каждое.