***

А тем временем батюшка положил перед Доброславой несколько листов бумаги.

— Вот здесь подпиши, дочь моя. И здесь, да.

— Скажите, — умоляющим голосом спросила Доброслава, — а он точно не узнает, что это я донесла?

— Нет, дочь моя. Конечно, нет.

— А бумажки тогда эти зачем?

— Это-то? Так, для формы только. Он их и не увидит. Подписала? Хорошо. Ну, пора нам.

— Может, чаю откушаете на дорожку?

— Спасибо, но нет. Пока я тут сижу, дочь моя, грех шагает по стране, совращая праведных. Не всех ещё мы грешников нашли.

— Ну, тогда доброго пути. Благослови, батюшка!

Последняя просьба была неожиданной. Священник замешкался, но женщина уже согнулась перед ним, сложи крестом руки на груди. Когда же он перекрестил и благословил Доброславу, та схватила его руку и с жаром её поцеловала. Потом вдруг упала на колени и заплакала, сперва тихо, но с каждым вдохом всё больше переходя на рыдания. Священник погладил её по голове, ласково приговаривая:

— Ну, будет, будет, дочь моя. Может, всё и обернётся. А может, и нет. Но ты женщина молодая, крепкая – справишься. Утри слёзы.

Однако та и не думала утирать слёзы. Она громко рыдала, не пытаясь остановиться или встать. Смутившись, священник кивнул и поспешил выйти из квартиры.

Машина с её мужем уже давно уехала, а Доброслава всё плакала. Она не хотела останавливаться, ведь плакала она от счастья. То удовольствие, какое она испытала, увидев мужа в наручниках, превосходило всё хорошее, что произошло с ней за последние несколько лет.